Заре навстречу

То, что назначение революции - делать добро людям и все люди, которые раньше жили плохо, очень обрадовались революции, а те, кто хорошо жил, недовольны ею, - это Тиме было ясно. И если бы он такие мысли высказал вслух, папа сказал бы снисходительно: "Это же аксиома".

А мама пожала бы плечами и произнесла с негодованием:

"Неужели ты только сейчас это понял?" Но вся штука в том, что делать добро людям даже при революции очень не просто.

Коноплев и Редькин решили вселить в квартиру Асмоловых семейство Полосухиных. Разглаживая маленькими ловкими пальцами свои черные, как бычьи рога, усы, Коноплев говорил:

- По декрету, дома, которые сдавались в аренду, конфискуют. А то, что буржуям будут давать по одной компате, - это пока желанный слух. Но! - Он поднял перед лицом указательный палец и произнес значительно: - Домовый комитет, избранный волей народа, может в порядке диктатуры пролетариата потеснить излишне имущих ради тех, кто хуже скотины обитает. Но надо без анархизма, с умом, чтобы большинством голосов, а не как-нибудь, а то лишних врагов Советской власти накидаем.

- Ты у нас во дворе учредилку не разводи! - кипятился Редькин. - Как чужую свадьбу разгонять, так ты с винтовкой, а тут парламент хочешь устраивать! Перетащим мебель в одну комнату, и весь разговор.

- А я говорю, такого не будет! - гудел Коноплев сердито. - Нужно сначала власть в доме установить, а она решит, как и что.

- Что ж, по-твоему, на них власти Советской нет?

- Опа-то есть, но она не через каждого, кто поретивей, а кого выберут, через того действует.

- А если Залесский в домовый комитет заскочит, тогда что?

- Тогда, выходит, мы с тобой плохо с людьми говорим, значит, нам обоим цена - копейка.

- Что же, каждому жильцу в ножки кланяться: мол, поддержите, ради господа!

- Ты без шутовства давай, умом их пройми. Вот фельдшер Сапожков как меня выпрямлял: я к нему будто за мазью для ращения волос зашел, разговорились, кто сейчас над нами главный. Он так объяснил: Советскую власть не большевики выдумали. Сначала в Парижской:

коммуне, а потом в девятьсот пятом форму народной власти сам народ придумал. А мы, говорит, большевики, только возглавили борьбу за то, чтобы эта власть Советов пришла к власти. Вот теперь перед нами всеми задача:

с помощью этой власти научить народ управлять государством.

- Ну, это все по верхушкам, а вот домовый комитет - такого же никогда не было!

- Всего никогда не было, а потом стало.

- Выходит, надо собрать всех и объявить: так, мол, и так. А ежели не желаете подчиниться, то мы вам, сукиным сынам...

- Так не пойдет, вроде за горло брать. Надо убедительно. Мол, домком это тоже не чего-нибудь такое, а вроде Советской власти на дому и в нее должны войти в первый черед те, которые более достойны. Когда люди с такой высоты на собрание глядеть будут, не сробеют.

Коноплев попросил Тиму оповестить о собрании жильцов из флигелей и, если по ходу дела возникнет разговор, пояснить, что домовый комитет - это не только помойку сообща чистить, а кое-что поважнее, и снова повторил:

- Вроде как Советская власть, но в самом доме. Понятно?

В квартире № 1 жил официант ресторана "Эдем" Чишихин; вертлявый, слабогрудый, с разделенной до затылка на прямой пробор чернявой узкой головой, он очень не нравился Тиме.

- Вы, вьюноша, - наставительно говорил Чшгптхин, - от простонародья должны подальше держаться:

ничему хорошему не научат. Хотя в нашем городе настоящих образованных людей раз, два - и обчелся. Здешний Сарпп скажет: подай антрекот - а я ему филей бараний.

Сожрет и не заметит. Один Сорокопудов понимающий, и тот только на словах. "Подай бульон с кислой капустой" - это, значит, щи. Или: картофель "фри". Вот и вся образованность. "Фри" - вместо "жареный". Кричат: "Человек!" - а сами за человека не считают. А ведь я когда-то на пассажирском пароходе свой буфет содержал. Значит, настоящим человеком числился.

Когда Чишихин приходил домой из ресторана, сп разувался и держал опухшие, оплетенные толстыми синими венами ноги в шайке с холодной водой.

- За день верст сорок набегаешь. И на руках пальцы болят. Клиент любит, чтобы ему поднос на пальцах в растопырку и чтобы к самому столу на рысях подходил.

А где ж ее, прыть-то, для вежливости брать? Старый уже стал.

Все свои доходы Чпшпхпн тратил на единственную дочь. Это была низкорослая горбунья с удивительно красивым лицом, испорченным выражением презрительного, брезгливого отвращения и затаенной злобы. Одевалась она пестро, ярко, носила банты на золотистых вьющихся локонах. Поступив учиться в уездную женскую прогимназию, скрывала, что отец ее - половой, холуй, "человек".

Но очень скоро гимназистки узнали это и обличили ео с изощренной жестокостью. Ходили слухи, что она травилась, проглотив обломанные острия тонких швейных иголок. Во всяком случае, знаменитый в городе хирург Андросов любил иногда прихвастнуть:

- Приволокли ко мне однажды, знаете ли, малютку с ангельским ликом, и, доложу вам, случай, достойный медицинского журнала. Три часа, как мясник и ювелир, работал и, представьте, спас.