— Сказал, что в Семеновском монастыре попойки бывают, когда Распутин туда приезжает… о пьянстве архиерейского клира говорил, о взятках…
— Петенька! Не вспоминай! — молила попадья.
Он не слушал.
— Сослали на покаяние! А в чем, интересно, я должен был каяться? В правдолюбии своем должен я был каяться? И стал я думать. Всю жизнь свою обдумал… о государственных делах, о религии размышлял. И к печальному я выводу пришел, Семен Семенович! Всегда считал, что живу честно, безупречно… гордился… А напрасно! Тут, видите ли, мне стало ясно: если я действительно служитель Христа, а не своего пуза, я должен был жить не так, а как древние христиане — посвятить себя всего служению сирым и убогим… А если… Ну, словом, советую вам подумать, отвлечься от партийных драк, от мысли о своем благополучии, коли хотите служить народу… с точки зрения народа и думайте!
— И у народа разные устремления, отец Петр! Один хочет так, а другой — этак! Пресловутая артель, например, захватила землю, а другие ключевляне к этому не причастны.
— А вы таких, как Катовы-Кондратовы, к народу не относите!
— Но послушайте, однако! Нельзя же обезземелить посессионные заводы! Если отобрать, национализировать заводы, и леса, и землю, надо и монастыри разогнать и попов по шапке!..
— Попов давно пора по шапке и тунеядцев-монахов — вон! В одном я не согласен — религию не надо трогать… Трудно человеку без бога…
«От слабости, от болезни он сам не знает, что мелет, — думал Котельников, выйдя из поповского дома. — Схожу-ка я лучше к Кондратову, посоветуюсь. Кондратов — мужик тактичный… министр!»
По совету Кондратова Котельников еще раз поговорил с мужиками на сходе, и в протоколе были записаны их резкие слова против правительства.
Возвратить прииск мужики отказались.
Возвращаться в город ни с чем Котельникову не хотелось. С тем же азартом, с каким он выступал во время тяжбы крестьян с заводоуправлением, он стал действовать сейчас против крестьян. Написал уездному комиссару. Прибыла воинская команда.
Снова собрали в волостной управе сход. Снова отказалась артель возвратить прииск. После схода, подстрекаемый Кондратовым, Котельников потребовал арестовать Самоукова, Чирухина и других «вожаков».
Солдаты не выполнили этого приказа.
Октябрьская ночь. Дождит непрерывно. Фонарные столбы, как большеголовые призраки, вырастают перед пешеходом. Жилые дома темны. Из окон учреждении сочится слабый свет, лампы горят вполнакала На дворе холод. В домах — промозглая сырость. Обыватель ранним вечером забирается в постель с головой под одеяло.
А в доме Лесневского освещены все окна. Только что закончился окружной съезд Советов, который решил «мобилизовать трудящихся Урала на захват власти».
Чекарев, вчитываясь в резолюцию, которая так и дышит революционным жаром, думает, что такое настроение не только у делегатов Перевальского округа, такое настроение у большинства рабочих и солдат… только в Мохове и Лысогорске еще сильны меньшевики и эсеры.
Сергей Иванович Чекарев возглавляет областной комитет партии, — к нему стекаются сведения со всех концов Урала.
Шестой партийный съезд, участником которого он был, призвал к вооруженному восстанию. Существует план восстания в Петрограде и Москве. И Урал к борьбе готов…
Советы стали большой силой. Ими руководят большевики. Реквизируются предприятия, вводится рабочий контроль.
Красная гвардия растет, обучается военному делу. Окрепли профсоюзные организации. Солдаты гонят эсеров из своих казарм, поддерживают большевиков. В деревнях вырастают большевистские ячейки. Узнав, что на областной партийной конференции решено «добиваться передачи государству и уральскому областному самоуправлению недр и лесов», беднота пошла за большевиками.
Но буржуазия не думает сдавать позиции без боя.
Уральское бюро совета съездов горнопромышленников, контрреволюционная часть инженеров пакостят как могут, — оставляют заводы без денег, без топлива, объявляют локауты. Будь у них за спиной надежные войсковые части, еще не так бы они развернулись!
Глухо бродит городская буржуазия… деревенское кулачество… духовенство… мещане… Вероятно, зреют заговоры, на помощь черным силам призвана «костлявая рука голода». Хотя меньшевики и эсеры начинают терять влияние в массах, все же эти предательские партия еще не разоружились и сторонников у них много.
В такое время как воздух необходимо партии железное единство… железная дисциплина! В тридцатитысячной армии уральских большевиков много люден необстрелянных, не участвовавших в подпольной борьбе. Есть и слабо подкованные, их надо учить, предостерегать от ошибок.
Чекарев вспомнил о Рысьеве и сердито нахмурился: есть и среди «подкованных» люди, которые часто ошибаются.