Через пару минут он поднялся, и, пошатываясь, оглянулся: доктор в белом колпаке рассматривал прозрачную пробирку с желтоватым содержимым на просвет. На его лице при этом, как показалось Андрею, застыло странное выражение удовольствия. Отвернувшись, он направился к выходу.
Когда Андрей открыл дверь, на него уставилась вся очередь.
— И… — первым подал голос Антон. — Живой?
— Живой, — сказал Андрей, скорчив гримасу. Онемевшая поясница горела ледяным пламенем. Ощущение пустоты внутри не проходило. — И… кажется, у меня эрекция.
Очередь, до того представлявшая собой сведенную судорогой гусеницу, пришла в движение.
— Ни фига себе… — изумился Антон. — Это типа… побочный эффект?
— Пошляк! — бросила женщина средних лет, с крашеными волосами и усталым лицом продавщицы кафетерия. — Фу таким быть. Какой вы пример показываете? Стыдно. — Ее взгляд, тем не менее, скользнул по брюкам Андрея. — Еще и лгун, — завершила она.
— Absolvo te! — воскликнул Андрей и направился к своей палате.
— Что? — обернулась она ему вслед. — Что он сказал?
— Это значит, отпускаю твои грехи, — Антон широко перекрестил женщину, она при этом отшатнулась. — А мужик то с юмором. У нас песня такая есть. То есть, не у нас, а у группы «Симулякр». Мы, если что, играем рок и… если вдруг нужно, день рождения или корпоратив… имейте ввиду, — он осмотрел очередь. Все стояли с каменными лицами.
Как ни старалась администрация института подготовиться к двухмесячному испытанию, каждый раз всплывали новые проблемы, вызванные, большей частью любопытством и привычкой граждан совать нос, куда не просят.
Общий холл, где собирались члены группы в свободное время, по краям занимали столы и кресла с настольными играми, шашками, шахматами, картами, нардами, к холлу примыкала библиотека с классикой, бестселлерами и новинками отечественной и зарубежной литературы. Стены украшали репродукции картин Сальвадора Дали, что смотрелось несколько двусмысленно. Здесь висели и «Постоянство памяти» с изогнутыми циферблатами на голых сучьях деревьев, и абстрактное «Головокружение» и даже «Гиперкубическое тело» с распятием Христа на развертке гиперкуба.
Как потом выяснилось (Андрею шепнул по секрету один из лаборантов, когда застал его за холстом под названием «Великий мастурбатор»), репродукции Дали, в отличие от висевших ранее изображений природы, пейзажей, величественных гор и умиротворенных долин, вызывали в испытуемых реальный интерес, причем не одноразовый, а постоянный. Тогда как нейтральные полотна, кажется, вообще никто не замечал.
На стене холла висел огромный телевизор «LG» с изогнутым экраном и потрясающей по четкости картинкой.
Андрей доковылял до своей палаты, находящейся в ответвлении коридора, держась за спину. Здесь, за поворотом его никто не видел, и он позволил себе ссутулиться — так было легче.
— Вот же срань… — пробормотал он, стиснув зубы. — Чтоб я еще раз согласился на этот анализ!
Открыв палату жетоном электронного замка, Андрей присел на краешек кровати и потом аккуратно, медленно прилег. На сегодня все, подумал он. Никаких хождений.
Все тридцать восемь человек, прошедших экзекуцию, включая щеголеватого пенсионера с серьгой в ухе, думали точно так же. После того, как наркоз стал отходить, а это случилось примерно через час после укола, движение в холле и вовсе прекратилось. Из некоторых палат доносились протяжные вздохи и даже стоны.
— Как они? — спросил Лукин доктора Коптева, делавшего пункцию.
— Все молодцом. Одна дамочка лягнула меня так, что разбился шприц, но в остальном… нормально, к вечеру будут результаты. Коллектив, как обычно, разношерстный, но это и хорошо, больший охват и репрезентативность выборки.
— Отлично, — задумчиво сказал Лукин. — Слушай, Игорь… Как думаешь, все выдержат?
Раньше обследование группы завершалось психологом-психиатром, который определял наклонности каждого человека, характер, темперамент, сможет ли он длительное время жить, по сути, в условиях ограниченного пространства и круга лиц, не станет ли это причиной нервного срыва.
Практика показала, что ниточка рвалась совсем не там, где было тонко. Чувствительные натуры вдруг проявляли твердость и жесткость. В экстремальных для себя условиях они находили невидимый (и неведомый даже для них самих) стержень, тогда как натуры по тестам — целостные, нордические, выдержанные — опускали руки в самые ответственные моменты. Когда психолог три раза провалил тестирование, неожиданно выяснилось, что боль — лучший показатель. Тот, кто терпит боль, пусть и с ругательствами, пошлыми шутками, — тот, как правило, выдержит и весь курс.
Первым этот факт отметил именно Коптев, поэтому по окончании медосмотра Лукин наведывался в его кабинет, где подробно расспрашивал о прошедшей процедуре.