Заражение

— Они могли кругаля за кинотеатром дать и выйти оттуда, — прокричал он, показывая рукой направление возможного движения. Теоретически это было возможно, но практически вряд ли: никто бы не рискнул бежать вслед уехавшей полицейской машине.

— За полицией они точно бы не побежали, а из парка только одна дорога, по которой приехал твой батька. Если пойти дальше… вон туда, — Мышкин показал подбородком, там только одна тропа вдоль ручья, а кусты такие, что не выберешься до самой свалки.

— До свалки далеко вроде, — сказал Петя. Он ни разу не был там, но много слышал. Каждый мальчишка мечтал побывать вблизи тех мест, но реально были лишь единицы. Самые ненормальные, вроде Мышкина.

— Да? Это ты так думаешь. По дороге может и далеко. А вот по ручью… — он не успел договорить, как они оба услышали зловещее, вплетающееся в шум ветра, завывание.

У Пети подогнулись ноги. Голодные псы в такую погоду могли разорвать на части и если у них еще был шанс скрыться назад в кинотеатр, то у двух беглецов — вряд ли.

— Это на свалке воют, — шепотом сказал Мышкин, но Петя его услышал.

Вой повторился, теперь уже это была не одна собака, а несколько. Пете почудилось рычание. Как тогда, в пещере. Рычание не животного, но монстра.

— Бежим, — бросил ему Мышкин. — Нам повезло, что ветер с той стороны, они нас не учуют. Иначе капец!

— А как же… — выкрикнул Петя, но Мышкин понесся к мосту, к свету, цивилизации и не расслышал. Петя медлил всего секунду, а потом кинулся следом со всех ног и ему казалось, что тяжелое смрадное дыхание голодного чудовища догоняет его, как бы он ни старался. Ему казалось, что он стоит на месте — ноги вязли и проскальзывали в снегу: за то время, что они провели в кинотеатре, сугробы выросли сантиметров на тридцать.

— Стой, — закричал он Мышкину. — Погоди! — Но тот его не слышал.

Лязг зубов и утробный хрип стегали по нервам. Его сердце билось так быстро, что готово было вот-вот выскочить из горла. Лицо одеревенело. Рюкзак бился на спине всей тяжестью учебников, он готов был бросить его, но гнев разъяренного отчима был еще страшнее, чем риск попасть в зубы огромной псине или даже волку. Он не бросит рюкзак, потому что там… помимо учебников, дневника, тетрадок, пенала с ручками, сменной обуви и недоеденного бутерброда с отвратительным желтым салом…

Петя на ходу скинул врезавшуюся в ключицу лямку, перевернул рюкзак на грудь, автоматически открыл, нащупал дрожащей рукой пакет и, слава богу, почти целый кусок зачерствевшего хлеба со скользким слоем жира. Он лихорадочно отыскал верх пакета, пахнуло прогорклым салом, пальцы погрузились в жир — вот он. Схватив бутерброд, Петя швырнул его за спину. Не будь идиотом, орало благоразумие. Заткнись, отвечал ему инстинкт самосохранения. Это… это отвлечет их на пару секунд. То, что позади, в снежном мареве, за ними гонятся несколько бешеных псин, или еще хуже — волков, он не сомневался.

И только когда они очутились на мосту, под скудным, но все же освещением городских фонарей, в метре от проезжей части, где натужно, преодолевая снежные заносы, тарахтели грязные машины, — только тогда его словно током ударило…

…он не бросит рюкзак, потому что там, рядом с бутербродом, в специальном отделении, лежала единственная фотография, которая осталась у него на память от Саши.

Он перерыл весь рюкзак. Вытряхнул учебники на снег и поочередно вытряс каждый из них страницами вниз. То же самое проделал с тетрадками и дневником.

— Эй, ты чего, — озабоченно спросил Мышкин, глядя как из Петиных глаз скользят две влажные дорожки. — Слышь, скажи, что случилось?

Петя запихнул учебники назад, вытер лицо рукавом. Он тяжело дышал, вглядываясь в следы, оставленные ими.

— Мне нужно вернуться, — сказал он Мышкину, но тот схватил его за руку.

— Э, не! — сказал он. — Никуда ты не пойдешь. Ты, что, не слышал?

— Значит, и ты слышал?

— Я?! Чувак, я знаю собак со свалки. Я там бывал несколько раз. Может быть, раз пять. Мой папаша скупает золотишко, стволы, если там что-то находят местные бичи. Поверь мне, это были не… собаки.

— А кто? Волки?

Мышкин покрутил пальцем у виска.

— Хочешь пойти посмотреть? Откуда тут волки? Последнего волка убили пятнадцать лет назад, забыл что ли, классная рассказывала. Тоже мне, отличник…

— Мне нужно… я кое-что…

— Идем. У нас еще дело есть, если ты не забыл.

Петя подобрал рюкзак. Он выкинул вместе с бутербродом единственную фотографию, которая связывала его с Сашей. Она принесла ее на урок рукоделия — нужно было оформить что-то вроде семейного альбома. В ее поделке было три фотографии, они уютно смотрели из нарисованных окошек красивого дома. Светило солнце, плыли голубые облака и возле горизонта, у зеленой полоски леса журчал серебряный ручей. Где-то там Петя видел и себя, в ее рисунке, но не в своем. Он взял Сашину фотографию и спрятал в карман шорт. И никто никогда не узнал, куда пропала карточка. Зоя Викторовна перерыла всю группу и развела руками.

Наверное, ветром сдуло, — сказала она Саше. — Так что, принеси новую, завтра приклеим и будет лучше прежнего.