Запруда

Не напрямую, конечно, хотя обвести его вокруг пальца не так просто. Всюду он видит какой-то подвох и обожает копаться в подробностях – чертов графоман. И наверняка сегодня он вбил себе в голову, что Царев заблудился.

Он лишь сделал вид, что поверил.

Все-таки зря – не надо было уезжать. Сейчас Лошкарев думает про него невесть что. И прав: отъезд очень уж напоминал паническое бегство.

Царев ощутил злобный стыд.

«Почему я должен постоянно перед кем-то оправдываться и делать вид, что я совсем не то хотел сделать, что сделал?..»

Всю жизнь он ненавидел себя за это. Надо признать. Иногда Царев отмечал – дальней частью сознания – что переходит границы дозволенного и начинает заискивать. Оправдываться. Как бы чего кто про него не подумал… Холуйство совсем не подходит к его фамилии, это уж точно.

Царев взял сотовый в руку. Подбросил его несколько раз. Подумал: «Теперь я ходячий мертвец!» Сегодня Валя не будет знать, кто лежит рядом с ней в постели. В этом факте скрывается магия какой-то извращенной власти. Этот секрет известен только Цареву и его… русалке…

Лошкарев ответил на звонок не сразу. Его голос был прилично пьяным.

– Ого, – сказал он. – Соскучился?

– А…

– И зачем надо было уезжать?

У Царева перед глазами стоял приятель, в своих сланцах на босу ногу и светло-коричневых шортах. На животе полоска волос, поднимающаяся от паха. На груди – компактные волосяные джунгли, рыжие.

– Ты от чего бежишь? – спросил Лошкарев.

– Как это?

– Ты говорил, что все в твоей жизни рушится.

– Когда?

– Вчера вечером.

Вот о чем он вещал, выпив чуть-чуть пива.

– Прямо так и сказал?

– Почти.

До Царева долетела громкая отрыжка. Наверное, приятель купил так много пива для них двоих, а теперь пьет его сам. И уже близок к тому, чтобы отключиться.

«Потому что я уехал».

Царев был готов провалиться сквозь землю.

– Ты стараешься… удержать свой дом, но ветер его раскачивает и раскачивает… – Лошкарев засмеялся. От этого смеха мурашки бежали по спине. – И очень скоро все рухнет и погребет тебя под обломками… Ты так и сказал, брат… – Вновь порция смеха.

Наверное, Лошкарев врет. Не может этого быть. Царев не был склонен откровенничать о своих проблемах, даже с теми, кто наиболее близок ему.

– Перестань, – сказал он, чтобы положить конец этому веселью. Приятель замолчал. Его тяжелое сопение заполнило телефон.

«Моя жизнь разваливается… – а ведь это сущая правда. Об этом я говорил вчера. Но почему же воспоминаний не сохранилось?»

– Там у тебя все нормально?

Царев почувствовал сонливость. Веки стали сами собой закрываться. Голова потяжелела, словно вместо мозга в нее напихали булыжников.

– Порядок, а что? – спросил Лошкарев вполне нормальным голосом.

– Просто. Извини, что я уехал. Не знаю, почему так вышло. Не понимаю.

– Можешь вернуться? Еще не вечер.

«Он надеется». Мысль была заманчивой. И Валя бы не заметила, что он тут был. Царев вспомнил о запруде, и его передернуло.

– Нет, не могу. Может быть, в следующие выходные.

– Ну… – протянул Лошкарев. – Тогда надо созвониться в четверг, никак не раньше. Пока ничего не знаю.

– Я тоже.

Наверное, это был самый подходящий момент, чтобы рассказать о происшествии в лесу.

Царев смолчал. Не решился.

Он даже думал, что русалка наложила на него какие-то чары. Из-за них он вынужден молчать. И умереть в одиночестве.

Это существо не могло не знать… Царев не сумеет сделать выбор.

Говори, пока не поздно! Может быть, Лошкарев чем-нибудь поможет!

– Пока, созвонимся. Давай.

Он не хотел ничего говорить, ему было все равно. Распрощавшись с приятелем, Царев уснул в кресле.

* * *

Жена не пыталась скрыть недовольства по поводу его быстрого возвращения. Вероятно, Царев нарушил какие-то ее планы. Он не стал спрашивать, какие, потому что ему это было безразлично. Он думал о том, что скоро умрет. Даже сын, крутящийся поблизости, не мог развеять тягостных мыслей.

Валя готовила ужин не говоря ни слова. Ее губы стали одной тонкой линией. Царев наблюдал за ней стоя в дверях кухни, хотя знал, что она этого не любит. Остановившись со сковородой в руке, Валя спросила, что ему нужно. Единственный вопрос за два часа. Она не спрашивала о причинах его раннего возвращения.

– Как день прошел? – спросил Царев, ничего больше не придумав.

– Обыкновенно. Мы гуляли. Были в зоопарке.

Царев кивнул, понимая, что продолжения не будет. Жена совершенно не в духе. Приходилось только сожалеть о своем бегстве.

Но запруда. Запруда!

Через минуту внимание Царева отвлек сын. Целый час они вместе склеивали пластмассовую модель самолета, смеялись, болтали о всякой ерунде. Толя рассказывал о зоопарке. Шимпанзе стащила у одного парнишки бейсболку и он расплакался, хотя, по мнению Толи, уже не был маленьким. Еще в зоопарке бегемот прямо при них с мамой навалил здоровенную кучу. Все смеялись. «Ну и вонища была, когда ветер в нашу сторону подул», – добавил мальчик, улыбаясь.

Царев подумал тогда, что надо проводить с сыном больше времени. Хотя бы в эти оставшиеся дни.