Запрос в друзья

Доехав до своей станции, спешно пробираюсь через толпу людей, отчаянно стремясь вырваться из духоты и давки на свежий воздух. Я торопливо шагаю по мосту через Темзу, несущую внизу свои серо-зеленые воды с отблесками бегущих облаков. Платформы и поезда, мосты и реки — я все время нахожусь в одном шаге от гибели. От возможной смертельной опасности. Последние события только добавили остроты лезвию того меча, который всегда висел надо мной. Долгие годы оно маячило в миллиметрах от моей шеи, готовое в любой момент вонзиться в плоть.

Эстер уже ожидает меня у входа в «Фестивал-холл», ее пальто алым пятном выделяется на фоне монолитной стены здания. Мы неуверенно обнимаемся.

— Хочешь выпить кофе или пройдемся? — спрашивает она.

— Давай пройдемся. — Этот разговор лучше вести там, где мне не придется смотреть ей в глаза.

Сначала мы говорим о Софи, и я понимаю, что она в ужасе от случившегося, ей с трудом удается находить правильные слова. А что говорят, когда погибает человек, который сто лет назад превратил твою жизнь в ад? Потом я узнаю, что полицейские уже беседовали с Эстер, но собираются еще раз с ней встретиться в ближайшее время. И она разговаривала не с детективом-инспектором Рейнолдс, а с одним из ее подчиненных. На вечере выпускников Эстер не пересекалась с Софи, поэтому попала в конец списка свидетелей. А мне придется ехать завтра в Норвич, чтобы еще раз встретиться с Рейнолдс, и при мысли об этом у меня начинает сосать под ложечкой.

Некоторое время мы идем молча мимо высаженных в ряд по южному берегу деревьев с голыми ветками, выделяющимися на фоне холодного серого неба.

— В тот вечер после твоего ухода Лорна Сиксмит рассказала мне, что вы с Сэмом были женаты. — Эстер поворачивается ко мне, и я вижу, как ветер треплет ее волосы.

— Да, мы были женаты. — Я не отвожу взгляда от реки, всматриваясь в то, как она вспенивается на поворотах, выбрасывает брошенную бутылку на берег, покрытый галькой. Мне все еще больно вспоминать о временах, когда мы были вместе. И эта боль словно путы: чем больше силишься освободиться, тем больней.

— Почему ты не сказала мне об этом? — спрашивает она.

— Не знаю… Наверное, считала, что ты и так в курсе. Я вообще стараюсь об этом не говорить, — односложно отвечаю я.

— Как это произошло? — Поняв, что в ее голосе немного больше удивления и любопытства, чем позволяют приличия, она поясняет: — Я хочу сказать, я бы ни за что не подумала. Знаю, что в школе он тебе нравился, но…

— Ты считала, что он мне не пара? — Я не против. Я сама так всегда думала.

— Ну, не совсем. Но как вы вообще сошлись? Твои родители переехали из Шарн-Бей, когда ты поступила в университет, так ведь?

— Да. Я долгое время не видела Сэма. Мы столкнулись в Лондоне уже после университета, нам было по двадцать пять — двадцать шесть.

Я до сих пор ощущаю тот захватывающий момент, когда в полутьме паба в Клэпхеме я обернулась к своей подруге Люси с вопросом, что она будет пить, и встретила взгляд этих голубых глаз — они были так же близко, как и в тот вечер на выпускном балу. Естественно, я его тут же узнала, хотя он не сразу понял, кто перед ним. А когда до него дошло, был искренне рад меня видеть: загреб в объятия, потом усадил напротив и принялся рассматривать мое лицо и смеяться от удивления и восхищения.

Весь вечер мы провели вместе; это был один из тех волшебных вечеров, которые должны длиться бесконечно. В воздухе повисло дневное тепло, мы сидели нога к ноге в пивном дворике, пили и обменивались историями. В толпе мы были одни. Люси и все остальные мои и его друзья куда-то отдалились, так что, когда паб закрывался, мы стояли на улице вдвоем. Он наклонился, чтобы поцеловать меня, внутри у меня все поплыло; я притянула его к себе, мои руки цепляли и тянули его волосы. А он обнимал меня так крепко, что я едва могла дышать. Я ухватилась обеими руками за этот, второй шанс на счастье быть с ним, и, хотя это стоило мне усилий, удерживала его на протяжении пятнадцати лет. Пока не настал тот день, два года назад, когда я обнаружила у него в телефоне сообщение, которого там не должно было быть, и все мое счастье не просыпалось, как песок сквозь пальцы.

— И вы поженились?

— Да.

Кажется несправедливым уложить пятнадцать лет моей жизни в такой короткий ответ, но даже если бы я и захотела, не смогла бы подобрать слова, чтобы поведать Эстер о том возбуждении, которое я испытывала с ним, о том, как он стал всем для меня, по крайней мере до момента рождения Генри, и какую боль он мне причинил.

— А твой мальчик… Сэм его отец?

— Да.

Из тех отцов, что подбрасывают сына в воздух, но не желают подтирать за ним рвоту с пола.

— Так ты думаешь, что это был тот тип, с которым пришла Софи? — спрашивает она, видя, что я не собираюсь вдаваться в подробности. — Он это сделал? Ты ведь разговаривала с ним?