Запрос в друзья

Знаю, что полиция захочет допросить меня еще раз, и все мое тело сводит судорогой при мысли о том, что я от них утаила: ночь, проведенная с Питом, запрос в друзья и сообщения от Марии. Нельзя допустить, чтобы детектив-инспектор Рейнолдс хоть на секунду заподозрила меня в сокрытии важных фактов и отследила хотя бы намек на связь между убийством Софи вчера и тем, что случилось июньским вечером 1989 года. Если они свяжут смерть Софи и исчезновение Марии, нити расследования приведут их ко мне, шестнадцатилетней, в изумрудном платье и с порошком в пакетике между грудей. Не только смерть может отнять меня у Генри, нельзя упускать это из виду. Я вспоминаю, как мы с Сэмом обсуждали, что ни при каких обстоятельствах никто не должен узнать о том, какую роль мы сыграли в смерти Марии, и как Мэтт нависал надо мной вчера: напуганный, злой. Я чувствую его горячее возбужденное дыхание у моего уха.

Теперь, когда мой первоначальный инстинктивный порыв соврать полиции про нашу ночь в гостиничном номере прошел, я осознаю, что наделала. Полиция примется искать Пита. Может, они его уже нашли. Решит ли он, как и я, что факт нашей совместной ночевки можно интерпретировать по-разному, и скроет ли его? В конце концов, он должен быть их главным подозреваемым, а то, что он расстался на вечере с Софи и провел ночь с другой женщиной, может насторожить полицию. Хотя я не могу на это рассчитывать. Мне надо встретиться с ним до того, как его обнаружит полиция.

В глубине души я думаю, а не будет ли облегчением, если меня раскроют? Не придется больше прятаться и врать; я наконец-то сниму с себя тяжелый груз, который висит на мне с шестнадцати лет, чтобы быть наказанной, но, может быть, также и прощенной. Но вспоминаю, как реагировала Полли, и понимаю, что прощения не будет. Я стою посреди комнаты Генри, допиваю остатки вина, смотрю на его раскрасневшееся во сне личико и понимаю, что никогда не признаюсь в том, что сделала. Я буду молчать не только из-за возможности публичного позора, но и ради Генри. Даже малейшая вероятность того, что я окажусь в тюрьме и мой сын останется без матери, не позволит мне рисковать. Я обречена сохранять тайну до конца своих дней.

Я плохо сплю, беспокойные мысли копошатся в голове. В два часа ночи внезапно просыпаюсь, обливающаяся потом и уверенная в том, что слышала какой-то шум. В доме тишина, но я никак не могу отделаться от мысли, что меня разбудил некий звук. Если бы не Генри, я бы, скорее всего, зарылась головой в подушку и ждала бы утра. Но я не могу рисковать.

За неимением оружия залпом выпиваю воду из стакана, стоящего на ночном столике, выскальзываю из кровати и со стаканом в руке крадусь по квартире. Вскидываюсь от любого шороха, включаю по дороге лампы, оставляя за собой след яркого, режущего глаз света. На кухне оставляю стакан и беру острый нож со сверкающим лезвием, его гладкая рукоять холодит мою ладонь. Перехожу из комнаты в комнату, побеждая тьму, все вещи на своих местах, там, где я оставила их. В конце остается только спальня Генри.

Я стою за дверью, во рту у меня пересохло, майка прилипла к телу, холодная и влажная от пота. Меня парализует ужас от мысли, что самые жуткие кошмары могут сейчас воплотиться. Возникает странное ощущение, что это последний момент моей настоящей жизни и, оглядываясь назад, я буду знать, что все изменится навсегда. Нажимаю на ручку и толкаю дверь. Мой взгляд тут же устремляется на кровать. Она пуста. Роняю нож, он падает на ковер с глухим ударом, в следующую секунду я сама падаю на колени и издаю звуки, которые никогда прежде не слетали с моих губ: начинаю скулить, как раненый зверь. Ужас охватывает меня, словно приливная волна. Дыхание перехватило, я вдыхаю воздух короткими глотками между всхлипами.

И тут я вижу его. Он лежит на коврике у кровати и крепко спит в обнимку со своим Манки. Должно быть, во сне он упал с постели, а я проснулась от звука его падения на пол. Встаю на колени рядом с ним, утыкаюсь лицом ему в волосы, вдыхаю его сладкий запах, плачу от переполняющего меня чувства благодарности.

Рано утром меня все еще трясет от пережитого ночью приключения. Я уже посмотрела в справочнике адрес; все, что мне надо сделать, это быстро собраться самой, собрать Генри и выехать из дома. Генри я забрасываю в школу к семи тридцати, он сегодня приходит одним из первых. Он никак не может понять, почему я подгоняла его все утро, но быстро забывает об этом и, обретя наконец возможность побыть одному, радостно устремляется в игровую комнату.