Запри все двери

– Это наследие тех времен, когда Бартоломью впервые открылся, – отзывается Лесли. – Само здание мало изменилось, но квартиры неоднократно подвергались перепланировкам. Некоторые помещения уменьшились, некоторые увеличились. Здесь когда-то располагались кухни и помещения для слуг из квартиры внизу, которая гораздо больше по размеру. Видите?

Лесли подходит к шкафчику между раковиной и духовкой. Она приподнимает дверцу, и моему взгляду открывается темная шахта, уходящая вниз, и два троса, крепящихся к блоку наверху.

– Это кухонный лифт?

– Именно.

– Куда он ведет?

– Честно говоря, понятия не имею. Его не использовали уже много лет. – Она захлопывает дверцу, внезапно возвращаясь в режим «Собеседование»: – Что насчет вашей семьи?

В этот раз мне сложней сформулировать подходящий ответ. Это хуже, чем увольнение или измена. Одно неосторожное слово, и Лесли начнет выспрашивать подробности, а каждый следующий ответ будет звучать все печальней и печальней. Особенно если я скажу, что именно произошло.

И когда.

И почему.

– Я сирота, – отвечаю я, надеясь отделаться одним слово. Удается, ну почти.

– Совсем нет родных?

– Да.

Я почти не кривлю душой. Ни у моих родителей, ни у бабушек и дедушек не было других родственников. У меня нет ни дяди, ни тети, ни двоюродного брата или сестры. Одна только Джейн.

Которая тоже умерла.

Возможно.

Вероятно.

– С кем нам следует связаться в чрезвычайной ситуации?

Две недели назад я бы назвала Эндрю. Теперь на ум приходит разве что Хлоя, хотя ее имя не указано ни в каких документах. Я даже не уверена, что это возможно по закону.

– Ни с кем, – говорю я и, понимая, как жалко это прозвучало, добавляю несколько более оптимистичное: – Пока что.

Надеясь сменить тему, я заглядываю в приоткрытую дверь рядом с кухней. Лесли понимает мой намек и ведет меня в другой коридор, ответвляющийся от главного. Коридор ведет к гостевой ванной комнате, которой Лесли пренебрегает, кладовке и – к моему изумлению – уходящей наверх винтовой лестнице.

– Господи боже, здесь еще и второй этаж есть?

Лесли кивает – похоже, мой возглас ее позабавил.

– Только квартиры на двенадцатом этаже могут этим похвастаться. Давайте, поднимайтесь.

Я взбегаю по ступенькам винтовой лестницы, ведущей в спальню, еще более живописную, чем кухня. Цветочные обои здесь весьма удачно вписываются в интерьер – светло-голубой оттенок напоминает весеннее небо.

Как и столовая этажом ниже, спальня представляет собой угловое помещение. Скошенный потолок сходится с дальней стеной под острым углом. Массивная кровать расположена таким образом, что, лежа на ней, можно спокойно любоваться видом из окон. Прямо снаружи сидит одна из знаменитых горгулий.

Она восседает на углу карниза на согнутых лапах, сжимая когтями край крыши. Ее крылья распростерты так широко, что из окна, выходящего на север, виден кончик одного крыла, а из восточного – другого.

– Великолепная квартира, не правда ли? – спрашивает Лесли, внезапно возникшая у меня за спиной.

Я даже не заметила, что она поднялась следом за мной. Меня заворожили горгулья, спальня и невероятная мысль, что мне, возможно, заплатят за то, что я буду здесь жить.

– Великолепная, – повторяю я, не в силах добавить что-то новое.

– И весьма просторная, – добавляет Лесли. – Даже по сравнению с другими квартирами Бартоломью. Как я уже упоминала, это связано с ее изначальным предназначением. Когда-то здесь жили слуги. Они готовили внизу и работали парой этажей ниже.

Она обращает мое внимание на некоторые детали, которые я упустила из виду, – например, маленький закуток слева от лестницы, с парой кресел кремового цвета и стеклянным кофейным столиком. Я пересекаю комнату, подавляя искушение разуться и пройтись по мягкому белому ковру босиком. В стене справа – еще пара дверей. Одна ведет в ванную. Я заглядываю внутрь и вижу две раковины, стеклянную душевую кабину и ванну, покоящуюся на когтистых бронзовых лапах. За другой дверью скрывается огромная гардеробная с трюмо и таким невероятным количеством полок и вешалок, что сюда мог бы вместиться целый магазин одежды. Но все они пустуют.

– Эта гардеробная больше, чем моя детская спальня, – говорю я. – И вообще любая спальня, которая у меня когда-либо была.

Лесли, поправляющая волосы у трюмо, оборачивается.

– Раз уж вы упомянули свое жилье, то какой у вас адрес?

Еще один щекотливый вопрос.

Я съехала в тот же день, когда узнала, что Эндрю спит с одногруппницей. У меня не было выбора. Договор об аренде был оформлен на Эндрю. Я не озаботилась тем, чтобы добавить туда свое имя, когда переехала к нему. Строго говоря, это место вообще не было моим домом, хоть я и прожила там больше года. Вот уже две недели я сплю на диване в квартире Хлои в Джерси-Сити.

– Прямо сейчас у меня нет своего жилья, – отвечаю я, надеясь, что не слишком напоминаю героя Диккенса, хотя, конечно, так и есть.

Лесли моргает, пытаясь скрыть удивление.

– Нет своего жилья?

– Дом, где я жила раньше, преобразовали в жилищный кооператив, – вру я. – Мне пришлось временно поселиться у подруги.