Запретный плод

Тут мне стукнуло — этот неожиданный девичник, на котором были только мы трое.

— Она должна была заманить сюда меня и Кэтрин!

Он кивнул — опустил и поднял голову.

Я хотела пойти обратно и дать ей в морду. И чем больше я об этом думала, тем эта мысль мне больше нравилась. И тут как по волшебству она вошла в разрез занавеса. Я улыбнулась ей, и мне было хорошо.

Она застыла в нерешительности, глядя то на меня, то на Жан-Клода.

— Все идет по плану?

Я шагнула к ней, Жан-Клод схватил меня за руку.

— Не трогайте ее, Анита. Она под нашей защитой.

— Клянусь вам, сегодня я ее пальцем не трону. Я только хочу ей кое-что сказать.

Он отпустил мою руку — медленно, будто не знал, стоит ли это делать. Я подошла к Монике вплотную, чуть не касаясь ее, и прошептала прямо ей в лицо:

— Если что-нибудь случится с Кэтрин, я увижу твою смерть.

Она криво улыбнулась, уверенная в своих защитниках.

— Они вернут меня обратно как одну из них.

Я почувствовала, как качнулась моя голова — чуть влево, чуть вправо, медленным точным движением.

— Я вырежу тебе сердце. — Я все еще улыбалась, наверное, просто не могла остановиться. — Потом я его сожгу и выброшу пепел в реку. Ты меня поняла?

У нее дернулось горло вверх-вниз. Кварцевый загар приобрел слегка зеленый оттенок. Она кивнула, глядя на меня, как на страшилище.

Я думаю, она мне поверила. Правильно сделала. Терпеть не могу зря тратить хорошие угрозы.

8

Я смотрела, как такси Кэтрин сворачивает за угол.

Она не повернулась, не помахала, ничего не сказала. Завтра она проснется со смутными воспоминаниями, как повеселилась с подружками.

Хотелось бы мне думать, что она вне опасности, но это был бы самообман. В воздухе густо пахло дождем. Уличные фонари блестели на тротуаре. Воздух так тяжел, что дышать, казалось, было невозможно. Лето в Сент-Луисе. Отличное время.

— Мы пойдем? — спросил Жан-Клод.

Он стоял, сверкая в темноте белоснежной сорочкой. Если сырость его беспокоила, он этого не показывал. Обри стоял в тени возле дверей. Единственный свет на него падал с багровой неоновой вывески клуба. Он улыбнулся мне окрашенным в алое лицом, а тело было скрыто в тени.

— Слишком наиграно, Обри, — сказала я.

Улыбка его дрогнула:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты похож на Дракулу из малобюджетного фильма.

Он слетел по ступеням с тем непринужденным совершенством, которое присуще только по-настоящему старым. Уличные фонари осветили перекошенное лицо, сжатые в кулаки руки.

Жан-Клод встал перед ним и заговорил тихим успокаивающим шепотом. Обри отвернулся, резко пожав плечами, и заскользил по улице. Жан-Клод повернулся ко мне.

— Если вы будете продолжать его дразнить, он дойдет до точки, откуда я не смогу его повернуть. И вы умрете.

— Я думала, вам поручено доставить меня к этому Николаосу.

Он нахмурился.

— Так и есть, но я не стану жертвовать жизнью, защищая вас. Вы это понимаете?

— Теперь да.

— Отлично. Пойдемте?

Он показал рукой вдоль улицы, куда удалился Обри.

— Мы пойдем пешком?

— Здесь недалеко. — Он протянул мне руку. Я посмотрела на нее и покачала головой. — Анита, это необходимо. Иначе я не предложил бы.

— Почему необходимо?

— Эта ночь не должна стать известной полиции, Анита. Возьмите мою руку, изобразите обезумевшую женщину со своим любовником-вампиром. Это объяснит кровь на вашей блузке. Объяснит, куда мы идем и зачем.

Рука его висела в воздухе, изящная и бледная. Она была неподвижна, даже пальцы не трепетали, будто он мог так стоять и протягивать мне руку целую вечность. Может быть, так оно и было. Я приняла его руку. Длинные пальцы сомкнулись на тыльной стороне моей ладони. Мы пошли, и рука его в моей руке была неподвижна. Я чувствовала, как бьется мой пульс об его ладонь. Его пульс ускорился, попадая в такт с моим. Кровоток его жил я ощущала, как второе сердце.

— Вы сегодня питались?

— А вы не можете определить?

— С вами никогда нельзя ничего определить.

Уголком глаза я заметила улыбку.

— Я польщен.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Нет.

— Нет — вы не ответили на мой вопрос, или нет — вы сегодня не питались?

Он на ходу повернулся ко мне. На верхней губе у него сверкнули бисеринки пота.

— А как вы думаете, ma petite? — Голос его был тишайшим из шепотов.

Я попыталась выдернуть руку, хотя и знала, что это глупо и не выйдет. Рука его судорожно сжалась на моей, сдавила так, что я ахнула. Он даже не сильно старался.

— Не боритесь со мной, Анита. — Он провел языком по верхней губе. — Борьба… возбуждает.

— Почему вы сегодня не стали питаться?

— Мне было приказано этого не делать.

— Почему?

Он не ответил. Начал моросить дождик, легкий и прохладный.

— Почему? — повторила я.

— Не знаю.

Его голос был еле слышен за тихим шумом дождя. Будь это кто-то другой, я бы сказала, что он боится.