Запретный храм

Чжу, шедший впереди, остановился в центре деревни. Он обвел глазами немногих жителей: больные и изможденные, они лежали на порогах домов и даже при виде китайского отряда не встали на ноги.

Рядом с домами бежал ручеек, пробиваясь через кучи мусора, оставленные гнить в грязи. Повсюду валялись бутылки, куски веревки, пластиковые мешки. Перед одним из домов побольше несколько коз и собака рылись в куче мусора. Собака грызла кость, она была тощая, под клочковатой шерстью виднелись ребра. На глазах Чжу собака раскрыла пасть, ее вырвало, она потянула носом и принялась есть собственную блевотину.

Чжу направился к куче мусора, под ботинками хлюпала мягкая земля. Двигался он медленно, глаза обшаривали землю. После долгих лет службы в БОБ он делал такие вещи автоматически. Мусор — это то, что всегда забывают прятать. Он прошел еще сотню ярдов, остановился, и ему на глаза попалась маленькая пластиковая бутылочка, наполовину утонувшая в грязи. Носком ботинка он осторожно выудил ее и прочел этикетку. Написано было по-английски. Пустой пузырек из-под болеутоляющего.

Значит, европейцы все-таки побывали здесь.

Чжу позволил себе улыбнуться. На последнем участке пути он уже начал беспокоиться, не сошли ли европейцы с тропы раньше и не направились ли в горы. Вертикальные скалы казались ему неприступными, но, с другой стороны, он отдавал себе отчет, что ничего не понимает в скалолазании. Но тропа обрывалась на этой деревне. Вероятно, они поднялись в горы отсюда.

Вытащив из кармана белый платок, Чжу промокнул лоб. Солнце стояло прямо над ними, а из-за разреженного горного воздуха его лучи становились еще свирепее. Сделав несколько шагов к одной из хижин, он остановился под навесом у дверей. Его глаза постепенно приспособились к тени.

Мгновение спустя он увидел Чэня — тот шел к нему.

— Какие будут приказы, сэр?

— Разбиваем лагерь на равнине — подальше отсюда, — сказал он.

Он скользнул взглядом по домам, где на ступеньках без сил сидели местные жители.

— Европейцы были здесь, и кто-то что-то да видел. Выстройте у ручья женщин для опроса. И, лейтенант, не останавливайтесь, пока точно не выясните, что им известно.

— Слушаюсь, сэр. А остальные жители? С ними что?

Чжу задумался на секунду, сцепив руки за спиной. Он собирался ответить, когда почувствовал, как сзади что-то трется о его правую руку. Он вздрогнул и не без опаски развернулся на каблуках.

На деревянных ступеньках дома лежал маленький мальчик в рубахе не по росту, выцветшей от грязи и возраста. Когда Чжу вступил в тень, мальчик прятался под ветхой лавкой у входа, и Чжу даже не заметил его. Пока они разговаривали с Чэнем, он выполз из-под лавки и, пытаясь привлечь внимание, протянул руку и коснулся пальцев Чжу — тех самых, на которых не было ногтей. Мальчик смотрел на него умоляюще. Его костлявое тело измучила холера.

— Помогите, — выдохнул он, и от усилия его грудь заходила ходуном, а кожа натянулась, резко обозначив ключицы.

По выражению его лица было ясно, что он говорит, и без переводчика.

Чжу смотрел на мальчика — физический контакт с ним заставил капитана окаменеть. Он скользнул взглядом по маленьким грязным рукам, в мольбе потянувшимся к пальцам Чжу. Они касались гладкой кожи там, где прежде были ногти.

Отдернув руку, Чжу выскочил на свет, и его губы скривились от отвращения. Он яростно принялся тереть руку о штанину, продолжая отступать от мальчика.

— Сожгите деревню, — прошипел он, в последний раз проводя рукой по брюкам и засовывая ее глубоко в карман.

Он посмотрел на Чэня, который стоял, ошеломленный, на ступеньках.

— Сожгите ее, чтобы и следа не осталось.

ГЛАВА 36

Лука открыл глаза и увидел, как лучи послеполуденного солнца проникают в окно. Несколько мгновений он неподвижно лежал на узкой кушетке, глядя отсутствующим взором на голые стены. Потом он медленно вдохнул и не без труда встал на ноги. Каждая мышца ныла от боли, в голове стучало.

Подойдя к фарфоровой чаше у кушетки, он обмакнул в нее небольшую тряпицу и протер лицо и руки. На ладонях все еще чернела засохшая кровь. Когда он отжал тряпицу, вода стала цвета ржавчины.

Испытания прошедшей ночи возвращались вспышками в памяти: пронзительный крик Билла в пещере, ощущение, как горят собственные руки и ноги, когда он тащил Билла следом за Шарой. Он израсходовал все силы без остатка, чтобы добраться до монастыря, и, хотя спал долго и глубоко, все еще чувствовал опустошенность и слабость.

Оставив тряпицу у чаши, Лука подошел к окну и выглянул. В дневном свете монастырь казался таким же ирреальным. Он увидел, что здание уходит вниз этаж за этажом до самого основания горы. Похоже, оно имело в высоту не меньше двухсот футов: как поставленные один на другой два больших собора.

На горизонте виднелось несколько соединенных меж собой долин. По горным склонам полосами спускались террасы зеленых полей, узкие, словно контуры на карте. Лука разглядел силуэты людей: они, согнувшись в три погибели, длинными рядами высаживали растения.

— Монастырь Гелтанг, — сказал Лука, будто, произнесенные вслух, слова обретали больший смысл.