Запретные цвета

Сказывают, будто в давние времена, когда еще только воздвигался храм Ниннадзи, изволил проживать там один прославленный среди прихожан священник. С возрастом он преуспел в знаниях трех тайных законов, закалил себя в добродетели и претерпел немало испытаний, однако не мог совладать с искушением. В храме среди многих прислуживавших отроков обретался один юноша, и возлюбил его священник с превеликой нежностью, и возлег с ним на ложе. И благородный, и простолюдин не избежит старения, и тело его не изволит исполнять все, что возжаждет сердце. И хотя желания священника возрастали, стал он подобен луне, которая опускается под землю, или угасающим стрелам лучей за горами. Ночь за ночью опечаленный юноша в посланиях призывал отрока по имени Тюта, сына своего господина, и с ним случилось вот что…

Это незамысловатое и откровенное предисловие сопровождалось гомоэротическими картинками, исполненными забавного и безыскусного сладострастия. Юити с любопытством разглядывал сцену за сценой. Сюнсукэ вспомнил мальчика с таким же именем Тюта из повести «Разбитая тушечница», в которой рассказывалось, как один милосердный принц взял на себя вину семьи своего вассала. У него была такая сила характера, что до конца дней своих он не проронил ни слова, но по этому краткому повествованию можно понять, что его связывала какая-то клятва. Вероятно, это имя — Тюта — стало нарицательным в Средние века и вызывало у людей той эпохи двусмысленную улыбку…

Эти академические ребусы не выходили из ума Сюнсукэ, когда они возвращались на таксомоторе. Когда они неожиданно столкнулись с четой Кабураги в фойе гостиницы, все праздные мысли тотчас вылетели из его головы.

— Вы удивлены? — вопрошала госпожа Кабураги, вынимая руку из норкового манто.

Из-за ее спины с натужным спокойствием поднялся Нобутака. Эти пожилые люди неуклюже замялись. Один только Юити чувствовал себя раскованно. Он вновь с легкостью уверился в своей экстраординарной силе.

Поначалу Сюнсукэ не мог сообразить, что на уме у этих голубков. Раздумывая над первым впечатлением от этой встречи, он напустил на себя величаво-натужный вид — что случалось с ним всегда, когда он витал в облаках. Раскусить эту парочку ему помогла профессиональная проницательность новеллиста: «Сколько знаком с ними, а такими дружными вижу их впервые. Похоже, что сообщники плетут козни».

А фактически чета Кабураги сблизилась совсем недавно. Возможно, из чувства неловкости, что каждый из супругов использовал другого ради того, чтобы поживиться Юити; или, возможно, из взаимной услужливости и благодарности эти сообщники стали более обходительными друг с другом, чем когда бы то ни было. Муж с женой, невозмутимые, владеющие собой, засиделись по разные стороны котацу[47] до глубокой ночи — матримониальный дуэт, будто воссоединившийся на почве обоюдного размягчения мозга; они обменивались скучающими взглядами, почитывали то газеты, то журнальчики; зазвучи под потолком какая мошка, они одновременно смотрели туда, встречались глазами и щерились в улыбке.

— В последнее время ты стала нервной.

— И ты тоже.

После этого обмена репликами они впадали без внятной причины в смятение, не в силах совладать с собой некоторое время.

И еще одна невероятная метаморфоза случилась с госпожой Кабураги: она сделалась прилежной хозяюшкой, и в те дни, когда Юити наведывался к ним по делам фирмы, ей обязательно нужно было хлопотать по дому, чтобы угостить его сладостями собственноручного приготовления или всучить ему вязаные носки.

Смешнее некуда было для Нобутаки застать свою жену за вязанием, и, воодушевленный ее трудами, он нарочно прикупил для нее ворох шерстяных импортных ниток, зная наверняка, что она рано или поздно свяжет для Юити жакет, и тоже заделался добрым муженьком, держал мотки обеими руками, пока жена сматывала пряжу в клубки. Холодная сладость этих занятий была ни с чем не сравнимой.

Хотя чувства госпожи Кабураги стали уж больно очевидными, она до сих пор не получила ни малейшего дивиденда от своей любви, однако душа ее оставалась при этом безмятежной и просветленной. Во взаимоотношениях между супругами возникло нечто противоестественное: она запаздывала в любви, а он даже не старался уязвить свою супружницу этим неуспехом.