Запрет на студентку

Слишком возбуждающая. Слишком податливая, и она горит в моих руках, издавая мяукающие стоны и цепляясь за мое пальто.

Зачем вообще мне останавливаться?

Причин хватает, но гулять на поводу у своих хотелок — отличное

времяпрепровождение. Кажется, это самый отвязный роман в моей жизни,

потому что до нее я не творил такой хренатени, и то, что мои ладони

сгребают ее тощий зад посреди стоянки фитнес-центра — тому

доказательство.

Ее возбужденное лицо настолько персиково-матовое, что боюсь опять

расцарапать его щетиной, поэтому бадаю ее нос своим, веля держаться от

меня подальше.

— Залезай, — трамбую ее в машину.

Закинув в багажник сумку, забираюсь на свое место.

— П-ф-ф-ф… — прикрыв глаза, откидываю голову на спинку, пытаясь

привести себя в состояние, при котором я мог бы, черт возьми, вести

машину.

Тихое прерывистое дыхание рядом постепенно приходит в норму вместе с

моим, а потом вообще с ним синхронизируется. По непонятным причинам я

знаю, что это не случайность. По тем же причинам я чувствую прилив тупой

мужской гордости от того, что, несмотря на все свои фокусы, Люба все

равно признает мой авторитет даже таким образом. И то, как она это

делает — не потребность в отце или в еще одном брате, а потребность во

мне, как в мужчине, поэтому при всем гребаном упорстве я не смог бы

воспринимать ее, как ребенка. Только, твою мать, как женщину. Свою

женщину.

— М-м-м… — тяну, со стоном.

Зараза.

— Ты ведь украдешь меня? — ее голос подрагивает.

Это окончательно гробит любую мою логику.

Потому что звучит так, будто впервые в жизни она сдается и просит меня о

чем-то, и эта просьба звучит убийственно.

Так, будто она просит не оставлять ее сегодня одну.

Посмотрев на нее, вижу закрытые глаза под широкой резинкой вязаной

шапки и прижатую к груди сумку. Не сомневаюсь, что все необходимое на

любой случай жизни у нее с собой, и понимаю, что я скорее сдохну, чем

оставлю ее сегодня одну. Эта слабость, которую Люба позволила себе

только что, окончательно срывает крышу, лупя по всем моим инстинктам

сразу.

— Даже не сомневайся, — хриплю, заводя машину.

Трогаюсь, не трудясь прогреваться и на ходу пристегивая ремень.

Люба молчит всю дорогу до моего дома. Я тоже молчу, потому что знаю, если бы она хотела поболтать, мы бы уже это делали, но я ни на одну

секунду не забываю о том, что она рядом, два раза проехав на желтый. И

если я придержал коней пятнадцать минут назад, то оказавшись в доме с

голодом слежу за ней.

Остановившись посреди коридора, она расстегивает свой безразмерный

пуховик, глядя на меня своими прекрасными голубыми глазами. В тишине и

полумраке моего дома шелест одежды перекрывает только наше дыхание, и весь мир за дверью сейчас может катиться в ад.

— Знаешь о чем я подумала, когда увидела тебя в первый раз? —

спрашивает, снимая шапку и запуская ею в меня.

Ловлю ее на лету и кладу на комод, стряхнув с плеч пальто.

— Ты уверена, что мне стоит это знать? — подойдя к ней сзади, прижимаюсь носом к волосам на рыжей макушке, помогая снять куртку.

— Да… — говорит тихо, позволяя мне помочь.

Бросив пуховик рядом с шапкой, сжимаю ладонями узкие плечи, чувствуя

себя как-никогда здоровым, потому что без каблуков, платформы и прочего

арсенала, она еле-еле догребает макушкой до моего подбородка.

— О чем? — сгорбившись над ней, оставляю поцелуй на тонкой нежной

шее.

Издав тихий вздох, Люба шепчет:

— Что у тебя отпадная задница.

— Чего? — мое удивление совершенно неподдельное.

Прыснув от смеха, Люба разворачивается и обвивает руками мою шею.

Поймав ее бедра, помогаю обнять себя ногами в кислотно-розовых

лосинах. Развернувшись, несу ее вверх по лестнице.

Я не особо разбираюсь в женской логике, но подобное в свой адрес слышу

впервые.

— Ты думала о моей заднице на лекции по пептидным связям? — уточняю, толкнув ногой дверь.

Ее смех наполняет комнату, заставляя меня самого лениво улыбаться, пока

ищу выключатель.

— По-твоему я должна была думать о связях? — выпаливает она.

Сжимаю руками ее спину, заставляя влипнуть в себя каждым изгибом.

— Это было бы логично, — смотрю в ее смеющиеся глаза, откинув голову.

— Не удивительно, что у тебя с ними все так хреново.

Она снова смеется, а я бросаю ее на кровать.

— Может хочешь мне с ними помочь? — перекатившись на спину, приподнимается на локтях.

— Со связями? — остановившись над ней, принимаюсь расстегивать

манжеты рубашки.

— Да, с ними, — приоткрыв губы, следит за моими пальцами.

— Можем попробовать, — говорю хрипловато, отбрасывая рубашку.

Закусив губу, она водит глазами по моему торсу, и налет любой веселости

слетает с меня мгновенно, потому что вижу, как участилось ее дыхание и

как заерзали по матрасу бедра.

Я всегда считал себя терпеливым человеком. Знать бы где я похерил это

терпение, потому что совать член в рот недавно оперившейся

девственнице, даже несмотря на то, что она сама этого хочет, казалось мне

скотством. Но ее глаза впиваются в мою ширинку, пока стою над ней, опустив вдоль тела руки и жру глазами ее губы, пытаясь представить, что

будет, если она пустит свой острый язык в это дело.

Переместившись в пространстве, как кошка, Люба становится на колени на