Слишком возбуждающая. Слишком податливая, и она горит в моих руках, издавая мяукающие стоны и цепляясь за мое пальто.
Зачем вообще мне останавливаться?
Причин хватает, но гулять на поводу у своих хотелок — отличное
времяпрепровождение. Кажется, это самый отвязный роман в моей жизни,
потому что до нее я не творил такой хренатени, и то, что мои ладони
сгребают ее тощий зад посреди стоянки фитнес-центра — тому
доказательство.
Ее возбужденное лицо настолько персиково-матовое, что боюсь опять
расцарапать его щетиной, поэтому бадаю ее нос своим, веля держаться от
меня подальше.
— Залезай, — трамбую ее в машину.
Закинув в багажник сумку, забираюсь на свое место.
— П-ф-ф-ф… — прикрыв глаза, откидываю голову на спинку, пытаясь
привести себя в состояние, при котором я мог бы, черт возьми, вести
машину.
Тихое прерывистое дыхание рядом постепенно приходит в норму вместе с
моим, а потом вообще с ним синхронизируется. По непонятным причинам я
знаю, что это не случайность. По тем же причинам я чувствую прилив тупой
мужской гордости от того, что, несмотря на все свои фокусы, Люба все
равно признает мой авторитет даже таким образом. И то, как она это
делает — не потребность в отце или в еще одном брате, а потребность во
мне, как в мужчине, поэтому при всем гребаном упорстве я не смог бы
воспринимать ее, как ребенка. Только, твою мать, как женщину. Свою
женщину.
— М-м-м… — тяну, со стоном.
Зараза.
— Ты ведь украдешь меня? — ее голос подрагивает.
Это окончательно гробит любую мою логику.
Потому что звучит так, будто впервые в жизни она сдается и просит меня о
чем-то, и эта просьба звучит убийственно.
Так, будто она просит не оставлять ее сегодня одну.
Посмотрев на нее, вижу закрытые глаза под широкой резинкой вязаной
шапки и прижатую к груди сумку. Не сомневаюсь, что все необходимое на
любой случай жизни у нее с собой, и понимаю, что я скорее сдохну, чем
оставлю ее сегодня одну. Эта слабость, которую Люба позволила себе
только что, окончательно срывает крышу, лупя по всем моим инстинктам
сразу.
— Даже не сомневайся, — хриплю, заводя машину.
Трогаюсь, не трудясь прогреваться и на ходу пристегивая ремень.
Люба молчит всю дорогу до моего дома. Я тоже молчу, потому что знаю, если бы она хотела поболтать, мы бы уже это делали, но я ни на одну
секунду не забываю о том, что она рядом, два раза проехав на желтый. И
если я придержал коней пятнадцать минут назад, то оказавшись в доме с
голодом слежу за ней.
Остановившись посреди коридора, она расстегивает свой безразмерный
пуховик, глядя на меня своими прекрасными голубыми глазами. В тишине и
полумраке моего дома шелест одежды перекрывает только наше дыхание, и весь мир за дверью сейчас может катиться в ад.
— Знаешь о чем я подумала, когда увидела тебя в первый раз? —
спрашивает, снимая шапку и запуская ею в меня.
Ловлю ее на лету и кладу на комод, стряхнув с плеч пальто.
— Ты уверена, что мне стоит это знать? — подойдя к ней сзади, прижимаюсь носом к волосам на рыжей макушке, помогая снять куртку.
— Да… — говорит тихо, позволяя мне помочь.
Бросив пуховик рядом с шапкой, сжимаю ладонями узкие плечи, чувствуя
себя как-никогда здоровым, потому что без каблуков, платформы и прочего
арсенала, она еле-еле догребает макушкой до моего подбородка.
— О чем? — сгорбившись над ней, оставляю поцелуй на тонкой нежной
шее.
Издав тихий вздох, Люба шепчет:
— Что у тебя отпадная задница.
— Чего? — мое удивление совершенно неподдельное.
Прыснув от смеха, Люба разворачивается и обвивает руками мою шею.
Поймав ее бедра, помогаю обнять себя ногами в кислотно-розовых
лосинах. Развернувшись, несу ее вверх по лестнице.
Я не особо разбираюсь в женской логике, но подобное в свой адрес слышу
впервые.
— Ты думала о моей заднице на лекции по пептидным связям? — уточняю, толкнув ногой дверь.
Ее смех наполняет комнату, заставляя меня самого лениво улыбаться, пока
ищу выключатель.
— По-твоему я должна была думать о связях? — выпаливает она.
Сжимаю руками ее спину, заставляя влипнуть в себя каждым изгибом.
— Это было бы логично, — смотрю в ее смеющиеся глаза, откинув голову.
— Не удивительно, что у тебя с ними все так хреново.
Она снова смеется, а я бросаю ее на кровать.
— Может хочешь мне с ними помочь? — перекатившись на спину, приподнимается на локтях.
— Со связями? — остановившись над ней, принимаюсь расстегивать
манжеты рубашки.
— Да, с ними, — приоткрыв губы, следит за моими пальцами.
— Можем попробовать, — говорю хрипловато, отбрасывая рубашку.
Закусив губу, она водит глазами по моему торсу, и налет любой веселости
слетает с меня мгновенно, потому что вижу, как участилось ее дыхание и
как заерзали по матрасу бедра.
Я всегда считал себя терпеливым человеком. Знать бы где я похерил это
терпение, потому что совать член в рот недавно оперившейся
девственнице, даже несмотря на то, что она сама этого хочет, казалось мне
скотством. Но ее глаза впиваются в мою ширинку, пока стою над ней, опустив вдоль тела руки и жру глазами ее губы, пытаясь представить, что
будет, если она пустит свой острый язык в это дело.
Переместившись в пространстве, как кошка, Люба становится на колени на