— Директор заготбазы хвастается тем, что в год заготавливает двадцать тонн грибов. А здесь сотни — да что там сотни — тысячи тонн пропадают, а ему и горя мало… Эх, если бы людей у нас было поболе! Мы бы, Федор Иванович, и сами охотно собирали и сдавали, да управка не берет. Тем более что сейчас — самый разгар сенокоса. И себе надо накосить да насушить — в лесу работать да еще и без сена оставаться? — и государству, ни много ни мало, четыреста тонн сдать… Опять же скажешь — план но сену есть, а по грибам — нету. — Леонид Семенович громко рассмеялся, а потом, уже посерьезнев, добавил: — Все же насчет цеха надо подумать, — помолчал секунду, — Будем думать!
«Завтра же, не откладывая, надо вызвать в райком заготовителей», — решил про себя Федор Иванович. А вслух спросил:
— Сколько километров сюда от города?
— Около двадцати пяти, — ответил Леонид Семенович. — Мы сейчас почти в самой глубине нашего берендеева царства… А теперь поедем в самую-самую глубину.
Они опять сели в машину и той же едва заметной, с заросшими колеями, дорогой тронулись дальше.
Вскоре зеленый лиственный лес словно бы оборвался, и перед ними встала бронзовая стена соснового бора. В самом низу, у комля, стволы сосен темные, повыше — светлее, а еще выше уже сияют, как начищенные, словно там, вверху, деревья собирают и накапливают солнечный свет. Зеленые шапки сосен кажутся вознесенными в самое поднебесье.
Дорога постепенно сползла в глубокий овраг. По дну оврага струилась речка, даже, пожалуй, не речка, а ручеек. Через него перекинут бревенчатый мост.
— Внимание! — подчеркнуто торжественно возгласил Леонид Семенович. — Переезжаем через Малый Цивиль.
— Малый Цивиль?! — удивился Федор Иванович.
— Так точно, — подтвердил директор лесхоза. Подтвердил с удовольствием, с радостью, с гордостью, точно сам лично был причастен к тому, что река текла именно здесь. — Начинается он километрах в трех отсюда. Начинается, наверное, как и все реки, с ничего, с капельки, с маленького подземного родничка.
Федор Иванович, конечно, слышал, знал, что Малый Цивиль начинается в их районе. Но знал об этом как-то отвлеченно, так же, примерно, как все мы знаем, что где-то в Калининской области начинается Волга. И уж во всяком случае ему даже и в голову не приходило, что когда-нибудь он может попасть в эти места. Когда приходило время отпуска, он ехал на юг. Но если бы и пришлось вдруг отпуск проводить в Чувашии, он бы, наверное, выбрал опять же Волгу или, на худой конец, Суру. Что привлекательного может быть на каком-то Малом Цивиле?! А теперь он, взволнованный, если не сказать потрясенный, зачарованно смотрел на огромные бронзовые сосны по склонам оврага, на этот светлый бойкий ручеек и не находил слов, которыми бы можно было выразить свое душевное состояние. Да и нужны ли тут были какие-то слова?!
Должно быть поняв состояние своего спутника, Леонид Семенович сразу же, как только переехали мостик, остановил машину. Федор Иванович молча вылез, подошел к ручью и подставил ладонь под его холодную и хрустально прозрачную струю.
— И кто теперь знает, что над этой речкой был занесен топор.
Федор Иванович не понял, о каком топоре идет речь, но не стал ничего спрашивать: он уже стал привыкать к манере директора лесхоза начинать разговор с какой-нибудь загадки. Потом, рано или поздно, все прояснится. Так оно вышло и на этот раз.
— Помните, когда у нас были еще леспромхозы? — спросил Леонид Семенович.
— Как не помнить!
— Тогда мало кто думал о посадке леса. Некогда было об этом думать. Торопились рубить. Само название «леспромхозы» вроде бы обязывало промышлять, добывать лес. И эти кварталы тоже были предназначены к вырубке. Кто-нибудь встревожился, что Цивиль после этого высохнет? Некогда было думать о таких пустяках, думали, как бы поскорее выполнить, а еще лучше и перевыполнить план… Тогда и Захар Николаевич был еще молодым и горой стоял за свой лес. Но только пошли мы в райком, а там никакой поддержки не нашли. Там нам дали понять, что, если леспромхоз не выполнит план, райком в первую же очередь к ответу потянут. Захар Николаевич отступился, а я поехал в обком. Не скажу, что там меня встретили с радостью, пришлось до первого секретаря пробиваться. Но все же пробился. Его слово и было решающим. И когда в знойный семьдесят второй год пересохли и Средний, и даже Большой Цивиль — наш Малый удержался. Поубавился, обмелел, но все же выстоял.
Начало Цивиля… Здесь через него легко перепрыгнуть. Даже разбегаться не надо. Ольха и ивняк с той и другой стороны стеснили речку, и некоторые деревца, стоящие на разных берегах, соприкасаются кронами друг с другом. Деревца оплел дикий хмель, буйно разросшийся от обилия влаги; с веток и тут и там гирляндами свисают его нежно-зеленые кисти. Не шелохнет. И потому кажется, что и этот дремучий заповедный лес, и тихо журчащий ручеек прячут в себе какую-то тайну. Может быть, тайну извечной красоты природы…
Чуть выше того места, где остановилась машина, овраг раздавался в ширину. Там образовалась небольшая заводь, почти сплошь покрытая кувшинками и рогозом.