Заповедный мир Митуричей-Хлебниковых

«…Памятью веков врезалась гора Алчак в море, замыкая Судакскую бухту слева. Зоркими глазами воронов, гнездующих на ее скалах, смотрит она на мир. Много видели старые вороны…» С большой художественной силой и подлинным трагизмом поведала Вера о веселых, радостно-деятельных красивых птицах, так украшавших их судакское лето, об их горестном, таком жестоко-ненужном конце. «Всем было тяжело, как будто умер кто-то из семьи… На перилах, свесившись головой вниз, лежало тело Тиля, освещенное лунным светом…» [Днем я нарисовал его, хотя мне было очень тяжело это сделать, — вставил Май Петрович в рассказ матери, публикуя его — спустя 63 года после того лета в Судаке — в сборнике «Вера Хлебникова. „Что нужно душе…“ Стихи. Проза. Письма».]

Май Митурич. Убитый Тиль. 21/ VIII, 1937. Черный силуэт мертвой птицы с откинутым крылом и поникшей ослепшей головой, огромным черным клювом. Что-то очень человеческое есть в этой фигурке, нарисованной двенадцатилетним мальчиком с истинно митуричевской точностью и верностью глаза.

«…Несколько маховых перьев и дерзко изорванная крепкими клювами повесть о „Тиле Уленшпигеле“ в голубоватом, напоминающем о море переплете, — вот все, что осталось от наших любимцев…» ^[308]

Странно-характерное, свойственное настоящим охотникам соединение охотничьего азарта, страстного желания выследить и подстрелить добычу с преданной, нежной любовью к природе и всему живому, способностью переживать как настоящее горе гибель животного — отличает и этого двенадцатилетнего охотника, промышляющего со своим духовым ружьем мелких птиц и оплакивающего как близких друзей убитых воронят, белую крысу, нырка…

П.В.: «И остались столь прекрасные воспоминания о Крыме и содержательные беседы об искусстве, да черты быта дорогих нам брата и сестры.

Зимой мы не работали дома по живописи. Быт, поиски работы и получение зарплаты так утомительно сложны у нас, что уже сил и времени для серьезной, напряженной работы не хватало…» ^[309]

Политическая травля, обвинения в «формализме» губительно сказались на заработках Митурича.

П.В.: «Произошел подрыв нашего скромного бюджета, оставались еще иллюстративные заработки, но и они сокращались. А зимой приходилось думать о лете, о возможности поездки опять на юг.

Весной [1938 г.] мне удалось получить командировку у Всекхудожника на Кавказ, на родину Сталина, и это спасло положение. Я получил аванс, который сложенный с маленьким накоплением обеспечивал прожиток семьи на Кавказе. По предложению Югановых направляемся в Джубгу. Туда же приезжает Женя Тейс с женой, Милуша Вальднер. Приезжают Коровин и Райская. Так что у нас опять большая компания на пляже и прогулках. Беседы и скромные пиры.

Вера здорова и полна сил. Это первое лето, когда она отдается вся живописи и очень успешно. Тут ею написаны: этюд крыш с морем, большой мотив вечернего моря (писала длительно), акварель „Долмен“ и тот же мотив моря…»

Масляные пейзажи Веры Хлебниковой 1938 года действительно свидетельствуют о зрелом мастерстве живописца, восхищают свободой, цветовой гармонией, красотой фактуры живописи, наложением чистых ясных оттенков краски, мазков, почти не соприкасающихся друг с другом и в то же время слитых в один аккорд, создающих единое целостное впечатление и настроение.

«Кавказ. Взморье», 1938. Композиция, как обычно у Веры в ее пейзажах, очень простая, горизонтальная: на первом плане рыжий плетень и синева высоких листьев с алыми брызгами цветов за ним; дальше кулисами два низких домика справа и слева — коричневато-лиловые, алые; в просвет между ними берег с пестротой лодок и мелких фигурок возле них; дальше сизая холодная громада моря и золотистая теплота неба.

«Светлая Джубга», 1938. Тот же мотив: плетень, деревья и кусты на первом и втором плане, дальше домики, берег и — море до неба. Весь этюд выдержан в розово-серых тонах, очень сближенных, оттененных лишь несколькими штрихами буро-красного в полоске тени под крышей дома, в контуре холмистого берега.

«Джубга. Крыша и море», 1938. Такая же простота, такая же композиционная как бы непритязательность. Дробность переливающихся градаций излюбленной Верой перламутровой гаммы — серебристо-лиловатого, лилово-розового, лиловато-голубого с несколькими более сильными вторжениями мазков алого, лиловато-коричневого, красно-коричневого.

При всей эскизности, живописности этих работ — общее настроение до осязаемости реальное, волнующее и трогающее своей достоверностью, ощущением сопереживания, живого присутствия.