Его рисунки и живопись полны проникновения в природу, в бытие; здесь, даже по внешности, нет обычных обобщений по форме, нет схематизации и очень обычной для „городского“ искусства — геометризации. Все сделано очень просто, но в каждом штрихе чувствуется пережитое ощущение природной формы, ее ритма. Несмотря на кажущуюся импрессионистичность, его рисунки таят в себе результат глубокого созерцания природы, ее элементов и их взаимоотношений, не как технических конструкций, а как развитие организма, его рост и формообразование. Прозревая природу, он ищет ее начала, элементы форм пространственных — ее „семена“, из которых все произрастает — человек и его творчество. В этом он сходится совершенно с Хлебниковым, так же напряженно, как Хлебников, ощущая время и работая над его „устроением“, — Митурич работает над пространством. <…> Он выводит плоскостной рисунок из его плоского состояния и „взвешивает“ его в пространстве. <…>
Выставка работ Митурича, бывшая в Московском Музее Художественной Культуры, сейчас открылась, в день годовщины смерти Хлебникова, в Музее Художественной Культуры в Петрограде (пл. Воровского, 9. Б. Исакиевская), где она явилась ядром выставки памяти Хлебникова, вокруг которого предположено собрать все, что относится к творчеству и жизни Велимира Хлебникова, как недавняя постановка его поэмы „Зангези“, исполненная в Музее Х<удожественной> К<ультуры> — художником-конструктором В. Татлиным, эскиз худ<ожника> Л. Бруни к постановке „Ошибка Смерти“ и по возможности все его напечатанные вещи. На выставке предполагается целый ряд выступлений, посвященных воспоминаниям о нем, докладам о его деятельности и творчестве и чтение его произведений» [165].
Прикасаясь к творчеству Петра Васильевича Митурича, неизбежно сталкиваешься с неразрешимым, на первый взгляд, противоречием.
С одной стороны, его Бог — Хлебников — творец новых форм, не имеющих аналогий в реальном мире, ломающий все земные измерения, создающий свою пространственную гармонию.
С другой стороны, его Бог — натура; его художественная «установка» — непрестанное, ни на минуту не прекращающееся постижение реальных форм природы. Беспощадно требовательное к себе изучение натуры, не допускающее не только фальши, но и малейших компромиссов.
Было ли противоречие между «хлебниковскими» вещами Петра Митурича и его рисованием с натуры? Не сомневаюсь, он сам был бы глубоко оскорблен и возмущен, если бы кто-нибудь вздумал противопоставлять их друг другу.
Хлебников не отторгал его от реальности — Хлебников приобщал его к реальности —
Петр Васильевич сам признавался, что с трудом разбирается в цифрах и формулах «Досок судьбы» — этого научно-философского открытия [166]Хлебникова; что «взялся не за свое дело». Он не мог стать научным исследователем законов времени, открытых Хлебниковым, истолкователем его философских взглядов. Он был и оставался художником — «верующим», принимающим и ощущающим мировосприятие Хлебникова интуитивно, как своего рода «религию» — «откровение», возвестившее мировой порядок, высшие закономерности, пронизывающие все сущее на Земле.