Заповедь

— Оденемся, обуемся, — закивал головой седой. — Я себе приобрету новую черкеску. Из городского сукна!

— Эй, Газак, так какого тебе зажарить?! — спросил абрек со шрамом.

— Давайте того, со сломанным рогом, — показал рукой худой абрек. — Он все норовил меня поддеть.

Газак посмотрел на сломанный рог барана и вздрогнул. Нет, он не мог ошибиться. Этот баран был в отаре Тотикоевых, которую Гагаевы взяли в аренду.

— Откуда отара? — хрипло спросил он.

— Вот вам покупатель с вопросом! — засмеялся абрек со шрамом.

— У кого угнали? — сердито переспросил Газак.

— Имени чабана забыли спросить, — пошутил худой абрек.

— Кто-нибудь из вас может ответить, где столкнулись с чабанами? — и схватил за грудь седого абрека. — Тебя спрашиваю!

— Пусти! — отпихнул тот Газака.

— Тебе это важно? — серьезно произнес вожак. — Знакомого увидел?

— Да, — кивнул головой Газак. — Того, со сломанным рогом.

Абреки посмотрели на барана.

— Лови его, джигиты, — приказал вожак. — Приметных пускаем на еду в первую очередь...

— Но скажите, чья отара, — простонал Газак.

— Скажу. Обманывать не стану, — пообещал вожак и махнул рукой. — Ловите, ловите барана...

Услышав рассказ вожака банды, Газак бросился к абрекам, которые уже повалили на землю приметного барана:

— Стойте! Отпустите!..

— Ты чего? — уставились на него абреки.

— Отару придется возвратить, — тихо сказал Газак.

Вожак раздвинул рукой товарищей, подошел вплотную к Газаку:

— Почему?

— Этих баранов взял в аренду мой отец.

Кто-то из абреков цокнул языком.

— Вот невезенье!..

Вожак гневным взглядом оборвал его восклицание и вновь уставился на Газака:

— Ну и что?

— Как что? Отец арендовал эту отару, — пояснил Газак, — а вы ее угнали... Отцу нечем возвратить долг Тотикоевым.

— Это не наши заботы, — обрезал холодно вожак. — Твой отец брал в аренду — он пусть и ломает голову, чем платить. Мы-то здесь при чем?!

— Но вы угнали у моего отца! — покраснел Газак. — Как же я могу не думать об этом?!

— Ты — абрек! — напомнил вожак. — Ты давал клятву. Для нас мать-отец не существуют. Мы изгои. Вроде волков. Что досталось в руки, тем и пользуемся.

Газак сделал шаг назад, глаза его блеснули гневом.

— Нет, джигиты, так не пойдет. Мы не волки — мы люди. И эту отару мы должны возвратить!

Вожак вдруг успокоился, показал рукой на абреков, покорно произнес:

— Не будем спорить. Как они скажут — так и сделаем.

Газак метнулся к абрекам, горячо заговорил:

— Я найду вам отару! Еще богаче! Мы ее угоним и продадим за перевалом. Я вам это обещаю! А эту надо возвратить. Отцу и братьям нечем оплатить ее, у них только и надежда, что на этих баранов! Отец всю жизнь провел в бедности и вот теперь опять станет нищим... Джигиты, братья! Я прошу вас! Я обещаю вам не одну отару!.. Ой!.. — сильный удар в бок содрогнул его тело; Газак оглянулся, но сказать ничего не успел...

Оттолкнув его от себя, вожак выдернул кинжал из его бока и, нагнувшись, брезгливо стал вытирать его о черкеску Газака:

— Слизняк! — сказал он. — С такими нам нельзя. До добра не доведут, — и прикрикнул на оторопевших абреков: — Режьте барана. Видите же, поминальный стол надо накрывать...

... Обычай абреки соблюли: доставили тело Газака в Хохкау. Сперва в аул вошел ворованный конь, круп которого был покрыт черной буркой. Конь шел, настороженно поводя ушами, посреди улицы, и каждая сакля отвечала ему плачем. В чей дом пришла беда?.. Конь остановился на лужайке и стал пощипывать траву. Мужчины поспешили к нему, окружили. Умар узнал бурку брата, молча взял уздечку и повел коня к своей сакле...

Через несколько минут показалась бричка. Ее никто не сопровождал. В ней лежал Газак. Потемневший лицом, заросший, незнакомый... Грязные прохудившиеся сапоги упирались в сиденье...

***

Мурат тупо смотрел на потрескивающий в печи огонь... Только что закончился поминальный стол. Аульчане разошлись... Враз постаревший отец, все еще укоряющий себя Умар, печальный Касполат, молчаливый и это горе воспринявший, как божью кару, Тембол, держащийся за голову Урузмаг понуро сидели вокруг печи, подавленные новым свалившимся на них горем... За стеной слышались заглушаемые подушками и прижатыми ко рту кулачками причитания матери, Симы, соседок...

Мурат думал о том, как все неладно складывается у Гагаевых. Смерть Шамиля погнала его из дома. И встретила его возвращение опять же смерть — на сей раз Газака... Погиб где-то и Пигу... Что-то ждет их семью впереди? Как рассчитываться будут с Тотикоевыми за пропавшую отару?..

— Отец, какую бурку мне брать на фронт? — услышал Мурат голос Умара, советовавшегося с отцом.

Странно, Умару надо остаться в ауле, а судьба гонит его из дома. Мурату не следовало возвращаться в аул, пусть бы он погиб тогда на ферме или замерз на Аляске! А он здесь. Все наоборот. И никто не пытается навести порядок в этом хаосе. Мурат встрепенулся, перевел взгляд с отца на Умара, просто сказал:

— На войну я за тебя пойду, Умар, — и, видя, как остекленели в удивлении глаза брата, обратился к отцу: — Позволь, отец, мне: я один, жены нет у меня, — и резко заявил: — Это моя дорога, отец, не Умара...