Записки врача общей практики

— Надеюсь, в этом доме удобно, и вы довольны жизнью, — после небольшой паузы произнес он вслух.

— Спасибо, сэр, — отозвался капрал. — Все бы ничего, да много беспокойства причиняет кашель. Очень много беспокойства. Постоянная мокрота мешает дышать. И все время хочется есть. Без еды замерзаю. А еще донимают мухи! Не хватает сил с ними бороться.

— А как насчет памяти? — осведомился полковник.

— О, память у меня великолепная! Да, сэр, готов перечислить по именам всех, кто служил во фланговом отряде капитана Холдейна.

— А битва? Саму битву помните?

— Как только закрою глаза, сразу вижу перед собой каждое мгновенье того дня. Не поверите, сэр, как ясно вижу! Будьте добры, посмотрите на стол: наша линия тянется от бутылки с успокаивающим средством вправо, к табакерке. Видите? А еще правее, где лежит коробочка с пилюлями, расположена ферма Угумон. Там мы стояли. А наперсток Норы — это Ла-Э-Сент. Да, все верно, сэр. Вот наши пушки, а там, подальше, резерв и бельгийцы. Ах, эти чертовы бельгийцы! — Старик яростно плюнул в камин. — На месте моей трубки стоят французы, а здесь, куда кладу кисет, к нашему левому флангу подходят пруссаки. Боже, как мы радовались, увидев дым их мушкетов!

— А что больше всего вас огорчает, когда думаете о той битве? — спросил полковник.

— То, что потерял целых полторы кроны, — жалобно пробормотал капрал. — Не удивлюсь, если больше никогда не получу свои деньги обратно. Дал в долг Джейбесу Смиту — тому парню, который стоял в шеренге за мной. «Только до получки, Грег», — попросил он. Да! А на следующий день, возле Катр-Бра, его заколол улан. У меня даже расписки не осталось, чтобы доказать долг, так что полторы кроны бесследно пропали.

Полковник со смехом поднялся.

— Офицеры Шотландской гвардии просили передать вам небольшую сумму на покупку какой-нибудь приятной мелочи, — проговорил он. Взял лежавший на столе кисет и вложил в него новенькую хрустящую банкноту.

— Глубоко признателен, сэр. Но, полковник, позвольте попросить об одном одолжении.

— Слушаю вас, капрал.

— Когда меня призовут в родной полк, не пожалейте флага и ружейного салюта. Видите ли, я человек не гражданский, а военный. Гвардеец. Последний, кто остался от Третьего гвардейского полка.

— Ваше желание будет исполнено, капрал. Непременно позабочусь о воинских почестях. А сейчас до свидания. Надеюсь услышать от вас только хорошие новости.

— Какой добрый джентльмен, Нора, — прохрипел старик Брустер, вместе с племянницей глядя в окно на проходящего полковника. — И все же, видит Бог, не достоин даже шпоры моего полковника Бинга!

На следующий день старому капралу стало намного хуже. Даже заглядывавший в окно золотой солнечный луч уже не мог согреть иссохшее тело. Доктор пришел, осмотрел больного и молча покачал головой. Старик лежал неподвижно, и только легкое подергиванье посиневших губ да слабо бьющаяся на худой шее вена свидетельствовали, что в изможденном теле еще теплится жизнь. Нора и сержант Макдоналд сидели возле постели, однако капрал Брустер не замечал их присутствия. Он тихо лежал на боку с полузакрытыми глазами, будто очень устал.

Молодые люди ненадолго вышли в гостиную, и Нора принялась готовить чай, когда вдруг весь дом огласил громкий крик. Пространство наполнил сильный, полный молодой энергии и огненной страсти голос:

— Гвардии нужен порох! — оповестил он и тут же повторил: — Гвардии нужен порох!

Сержант немедленно вскочил и бросился в спальню, а Нора с трепетом последовала за ним. Старик стоял посреди комнаты. Широко раскрытые голубые глаза горели, седые волосы топорщились, плечи расправились в гордой военной выправке, голова поднялась, а взгляд исполнился орлиной зоркости.

— Гвардии нужен порох! — вновь воскликнул капрал. — Видит Бог, гвардия получит боеприпасы!

С этими словами он вскинул длинные худые руки и со стоном упал в кресло. Сержант склонился, заглянул в лицо и тяжело вздохнул.

— Ах, Арчи, Арчи, — сквозь слезы спросила Нора, — что с ним?

Сержант печально отвернулся.

— Ну вот, — проговорил он негромко. — Теперь Третий гвардейский полк в полном сборе.

Третье поколение

Спускающаяся от Монумента[3] к Темзе улица Скадамор-лейн по вечерам тонет в тени двух нависших над редкими газовыми фонарями пугающе огромных черных стен. Тротуары здесь узкие, а проезжая часть вымощена круглым булыжником, так что бесконечные подводы грохочут, как морской прибой. Среди деловых зданий стоят несколько старомодных домов, в одном из них, с левой стороны, примерно в середине улицы, развернул свою обширную практику доктор Хорэс Селби. Конечно, для столь крупного специалиста место странное, однако заслуживший европейскую репутацию врач может позволить себе жить там, где ему угодно, тем более что, учитывая его специализацию, пациенты далеко не всегда рассматривают уединение как недостаток.