Записки уцелевшего (Часть 1)

С тех пор Кириллов я видел еще дважды. Но то первое, в юности, впечатление осталось для меня незабываемым. Нет, город впереди не был белым. При неверном голубоватом, вроде лунного, свете белой ночи предстал перед нами дивный город-виденье, весь голубой - голубые башни, голубые стены, а за ними голубые храмы. Город стоял на берегу озера, столь же бледного, как небо. И потому издали казалось, что он словно повис в воздухе...

Наш возница остановил подводу возле маленького домика, где жил его кум, стал стучать. Открыли нам не сразу. Возница сел ужинать и завел с хозяином тихую тревожную беседу, а мы оба отказались и рухнули на постеленные прямо на полу одежки.

Утром встали, а ноги наши превратились в тумбы, едва передвигались и на подошвах вскочили волдыри.

55 верст за день - так и осталось моим рекордом! Но никому не советую его повторять. Идти дальше мы не смогли. После неистовых растираний и прыжков кое-как мы привели свои ноги в относительно нормальное состояние и решили устроить дневку, чтобы посвятить ее осмотру города.

Знаменитый ансамбль Кириллово-Белозерского монастыря XVI века и сейчас полностью сохранился, хотя теперь выглядит несколько лубочно, как на картине художника натуральной школы. А уровень Сиверского озера приподнят плотиной, и вода подступила под самые стены. Этот подъем воды, несомненно, украсил монастырь. Тогда в городе было несколько церквей, отлично дополнявших ансамбль, теперь они разрушены, и с ними ушла часть былой красоты.

Года за три до нашего прибытия в Кириллов монастырь был закрыт, но никакие учреждения еще не успели захватить храмы, и они стояли просто запертыми, а злоумышленников, забиравшихся в церкви с целью грабежа, поисков мифических кладов или просто от безделья, тогда еще не развелось.

Мы сели возле одной из башен. Андрей стал ее рисовать, а я заполнять первые страницы дневника нашего путешествия.

Как и в других городах, где были монастыри, изгнанные монахи селились по частным квартирам. Схимников привечали богомольные старушки, и они жили у них, случалось, в темных чуланах, никуда и никогда не выходя. А простые монахи пошли сапожничать, плотничать, копаться в хозяйских огородах, пилить и колоть дрова. Они часто встречались на улицах таких городов, но ходили не в тех черных рясах, как их изображал Нестеров, а в холщовых, выцветших длинных балахонах и в запыленных сапогах. Они шли всегда медленно, низко опустив головы, шепча молитвы. Власти не успели еще спохватиться и только в следующем после нашего путешествия году начали их выселять - куда хотите! а так же арестовывать за бродяжничество. Вышел такой закон о лицах, "не имеющих определенных занятий и местожительства", весьма подходящий для монахов.

На паперти одного из храмов мы увидели сидящего на ступенях в раздумье нестарого длиннобородого монаха.

Тогда еще не исчезла в сознании простых людей исконно русская черта доверчивость. В дальнейшем по всему пути мы называли себя московскими студентами и говорили, что отправились путешествовать. И этих сведений всегда оказывалось достаточно, чтобы открывались двери и двоих незнакомых парней пускали на ночлег, да еще сытно и безвозмездно кормили.

Мы подсели к тому монаху, и он стал доверчиво отвечать на наши вопросы. Звали его отец Аркадий. Он обстоятельно нам рассказал то, что нас особенно интересовало. Все монастыри в округе - здешний Кириллово-Белозерский, а также Ферапонтов, Горицкий, пустынь Нила Сорского, Спас-Каменский и не помню еще какие - были закрыты, монахов изгнали, и они разбрелись кто куда. А за городом Белозерском, коли повернуть налево, то на малом островке, посреди глухого лесного озера Нового, стоит древний монастырь, куда власти еще не успели добраться. Монастырь тот Кириллово-Новоезерский, названный так в память святого Кирилла, но не здешнего, а другого, жившего, лет на сто позднее. И обитают в том монастыре монахи, игумен у них - старец отец Иоанн, весьма святой жизни. Через топи непроходимые добираются к нему богомольцы.

Мы загорелись. По плану нам предстояло после Кириллова пойти на север, в Ферапонтов монастырь, где незадолго до того были открыты прославленные ныне на весь мир фрески Дионисия и куда нам настоятельно советовал мой брат Владимир.

После рассказа отца Аркадия мы решили маршрут изменить - пойти на запад, в город Белозерск, оттуда на юг на Новое озеро.

После войны я дважды побывал в Ферапонтове и думаю, что нам тогда следовало бы все же свернуть за пятнадцать верст на север, и преклонившись перед творениями Дионисия, вновь возвратиться в Кириллов, а потом уже продолжать путь к монастырю Кириллово-Новоезерскому.

Но юношеское нетерпение наше было столь непоколебимо, что мы решили пожертвовать Ферапонтовом. Провели в Кириллове еще одну ночь и, хоть ноги наши отдохнули недостаточно, отправились на рассвете в путь.

Дорога наша все поднималась в гору, за семь верст от Кириллова мы оказались на прославленной горе Мауре, на водоразделе между Шексной и притоками Сухоны, между Каспийским и Белым морями.