- Здравствуйте, отцы святые! Гостя к вам привез,- важно сказал председатель сельсовета - с виду обыкновенный русый с бородкой мужичонка, однако для солидности державший толстый, неизвестно какими бумагами набитый портфель.
Все трое монахов низко поклонились. Высокий ответил им небрежным кивком и тотчас же повернулся к нам.
Теперь свыклись, что бдительность надо проявлять везде и всюду, а тогда достаточно было перевозчику рассказать властям, что утром он перевез в монастырь двух московских студентов-путешественников, и всё. Никаких документов у нас не спросили, а высокий обратился к нам со словами:
- Мoлодцы, что: путешествуете, стариной интересуетесь?
Перевозчик остался у лодки, все остальные направились по мосту к монастырским воротам.
Отец Виталий торопливо шагнул вперед, хотел было что-то сказать высокому, а тот, не обращая на него никакого внимания, стал объяснять Андрею и мне: мол, он научный работник Череповецкого музея, сейчас прибыл в монастырь, чтобы "изъять", как он выразился, старинные иконы и книги. Он расспросил нас, где побывали, куда путь держим, и крайне удивился, что не собираемся идти в Ферапонтов монастырь.
- Да ведь там открыты такие фрески, что весь мир скоро ахнет! - горячо убеждал он нас.
Мы молчали. Про себя я думал, что мы правда маху дали, но не возвращаться же назад.
- Нет-нет, обязательно идите в Ферапонтов, - говорил он, а сейчас, надеюсь, вы нам поможете.
Мы прошли мимо белобородого, слепого и глухого отца Феогноста. Безучастный ко всему окружающему, он все так же сидел на лавочке у ворот и, поднял голову, тихо пел молитвы.
Подошли к железной двери храма. Музеец оборвал веревочку с печатью. Председатель сельсовета услужливо повернул большим ключом, дверь со стоном отворилась, и мы все, сняв фуражки, вошли внутрь храма - впереди музеец со спутниками, за ними Андрей и я. Последними переступили порог монахи.
Холодной сыростью и плесенью пахнуло нам навстречу, пыль лежала на подоконниках, на тусклых золотых завитках резьбы, мохнатые от пыли паутинные нити свисали со сводов. Стояла полутьма.
Музеец прошел вперед, оглянул иконостас сверху донизу и сказал:
- Сие меня не интересует. А вот это...- Он быстро обошел весь храм и приказал своим спутникам вытаскивать наружу, на солнце, все те иконы, какие покоились на полках, на столиках, на аналое. Он зашел в алтарь, кинулся к шкафу, начал перелистывать толстые, в кожаных переплетах тома, печатные и рукописные. Отец Виталий, все время покорно стоявший сзади, вдруг вскинулся вперед и шагнул к музейцу.
- Гражданин товарищ, просьбица у нас к вам малая: отдайте нам вот это,указал он на небольшой коврик, лежавший на престоле. Коврик был покрыт толстым слоем пыли, закрывавшим вышивку.- Для вас тряпица незначащая, а для нас антиминс... нам весьма надобная.- Последние три слова она произнес с дрожью в голосе.
- Э, отец Виталий, не дело вы говорите,- отвечал музеец. Он не обернулся, продолжая перелистывать книги.- Даже такое не имею полномочий вам отдать,- показал он на кучку свечных огарков на подоконнике.- Всё, имеющее художественную ценность, разумеется, по акту, передадим в музей, а церкви вновь запечатает наш уважаемый председатель сельсовета.
Тот осклабился в самодовольной улыбке, сознавая, какой ответственный служебный долг выполняет. Мы все вышли на чистый воздух. Музеец и его спутники несли стопками иконы и книги. Он сел на лавочку, углубился в толстый фолиант.
- Подойдите сюда, подойдите,- позвал он Андрея и меня, - полюбуйтесь на эту миниатюру: какая тонкость линий, какая выразительность лиц! Это же пятнадцатый век! Вот так находка!
На пергаментном листе я увидел маленькую миниатюру - несколько фигур держали в поднятых руках палки, а посреди фигур стоял согнутый, полуобнаженный Христос. Двумя-тремя тончайшими черточками неведомый искусный мастер сумел передать на его изможденном лике страдание невыразимое.
- Бичевание Христа - известная евангельская легенда,- сказал музеец, переворачивая страницу.- А вот еще любопытнейшая миниатюра...
- Нам давно пора уху варить, мы с утра ничего не ели,- с нарочитой грубостью неожиданно перебил Андрей.- Идем! - полушепотом бросил он мне.
Музеец, видимо, немало удивленный, было опешил, но вновь углубился в книгу. Не простившись, Андрей зашагал к воротам, я за ним. Там, на мосту, давно нас дожидалось ведерко с обильным уловом. Спустив ноги к воде, мы принялись чистить рыбок.
- Не мог больше смотреть и слушать,- сказал Андрей.
Я смолчал. Мы перебрались на островок, выбрав там укромное местечко, развели костер и поставили ведерко варить уху. Пока чистили, пока варили всё молчали.
Другой стороной островка прошли к пристани, не замечая нас, незваные гости, волоча тяжелые связки икон и книг. Их провожал отец Виталий.
Когда лодка отчалила, отец Виталий побрел по тропинке, низко опустив голову, что-то бормоча про себя. Мы его окликнули, он подошел. Пригласили его к нашей трапезе. Он не отказался, достал из-под рясы деревянную ложку и сел с нами хлебать уху.