И пока она пыталась найти таксиста, доктор Мабруз в лакированных туфлях подпрыгивал, как ужаленный, а Мшик достал из сумки шерстяной свитер, напялил его поверх костюма, завязал шапку-ушанку и стал с гордым видом прохаживаться по тротуару в валенках.
— Смотри, какие чудаки, видать, в первый раз! — крикнул один таксист другому.
— Не обзывай людей, — буркнул другой.
— А хули, — улыбнулся таксист и посмотрел на Мшика.
Мшик улыбнулся и пнул Мабруза в бок:
— Смотри, Мабруз, они арабский знают, вон тот в кепке на меня посмотрел и сказал «а хой»[7].
— Знают? Хорошо, что знают, — застучал зубами Мабруз.
Наконец такси было найдено, чемоданы погружены, и процессия двинулась в сторону железнодорожного вокзала. Мшик сел на переднее сиденье и всю дорогу, разинув рот, любовался красотами ночного Киева.
— Первый раз, что ль, у нас? — поинтересовался таксист.
— Ага, — ответила Эмилия.
— То-то я смотрю, два придурка, один в валенках и ушанке, другой в лакированных туфлях. Ты, товарищ, так себе яйца отморозишь. Будешь как тот кот из анекдота потом кошкам рассказывать, как в Сибири побывал, — улыбнулся таксист, обращаясь к Мабрузу.
— Что он сказал? — поинтересовался Мабруз.
— Он говорит, что холодно у нас, а вы в туфлях, — ответила Эмилия.
— Я первый раз, — объяснил Мабруз, кутаясь я платок.
— Он йог, — перевела Эмилия таксисту.
— А-а-а, ну тогда понятно. — Больше таксист ничего не спрашивал.
На вокзале Эмилия Маратовна оставила товарищей в зале ожидания под надзором маман, строго-настрого приказала никуда не отлучаться, а сама пошла покупать билеты. Вернувшись, она обнаружила Мабруза в валенках и ушанке и Мшика, который улыбался и лизал фруктовое мороженое на палочке.
— Мороженого захотел, — сказала маман. — Я ему и купила.
— А как ты поняла, что он захотел? — поинтересовалась Эмилия.
— А он пальцем стал показывать и язык высовывать.
— Ну-ну, — ответила Эмилия, повернулась к Мабрузу и сообщила, что поезд отправляется через пятьдесят минут.
Мабруз посмотрел на часы, почесал бороду и сказал:
— I need to pray[8].
Слово pray Мабруз произносил как «прай», и Эмилия Маратовна его не поняла, а посему покачала головой и заявила:.
— I don’t understand[9].
Мабруз начал размахивать руками, что-то бормотать, достал полотенце и жестами показал кран, льющуюся воду, вымытые руки и лицо, а потом присел на корточки и сложил руки.
— Я, не зная английского, и то понимаю, — съехидничала маман. — В туалет человек хочет. Видишь, присел, руки помыл.