Сказали, что Кривощекова находится в таком-то кабинете, но скоро выйдет. Коли скоро, так отчего не подождать, и я начал измерять своими шагами широченный коридор второго этажа великолепного здания, когда-то построенного Пермским губернским земством, а потом переданного для Пермского университета. От него в свое время отпочковался Пермский педагогический институт.
Гуляю я этак по коридору и вижу: стоит посудина с водой, а накрыта она листом бристольского картона.
«Откуда, — думаю, — взялся тут бристоль? Дай-ка взгляну, авось, интересное что». Взял я картон. Одна сторона совершенно чистая. Перевертываю и читаю:
«Императорское русское археологическое общество в Общем Собрании своем тысяча девятьсот двенадцатого года Мая 4-го дня избрало Бориса Леонидовича Богаевского в число своих членов-сотрудников.
С.-Петербург, 1912 года сентября 25 дня.
Прочел я — и удивился, и возмутился. Каким же это образом диплом попал в число хозяйственных предметов? Да ведь Б. Л. Богаевский — известный профессор-историк, работавший в университете. И здорово же чтит высшая школа память своих выдающихся работников!
Я подумал: если выразить свое возмущение и передать диплом кому-либо из сотрудников института, то засунут опять, и потом снова он попадет, быть может, еще для худшего вида использования, а документ стоил того, чтобы его сохранить.
Вернувшись в гостиницу, я стал изучать подписи под дипломом.
«Константин», наделавший после своего имени столько размашистых колес-завитков, — внук Николая Первого, «его императорское высочество», последний дореволюционный президент Академии наук, почетный академик и поэт «К. Р.» (Константин Романов), автор известных в старое время романсов и военных песен. Величина, конечно, не ахти какая, а все же личность историческая, и судя по почерку — большой зазнайка…
Личность Петра Никитина, по отчеству Васильевича, удалось установить по справке из Центрального исторического архива в Ленинграде. Это — «управляющий отделом древне-классической, византийской и западноевропейской археологии Русского археологического общества», состоявший также профессором Петербургского университета по кафедре классической филологии.
Фамилия «Фармаковский» меня, как археолога по образованию, сразу заинтересовала: да ведь это же знаменитый советский археолог! С его именем связаны расколки древнегреческой колонии на черноморском побережье — города Ольвии. Борис Владимирович Фармаковский (1870—1928) — крупный исследователь в области классической археологии и археологии Северного Причерноморья. Он же вел раскопки древней Десятинной церкви в Киеве. При раскопках Ольвии установил основную территорию города, систему планировки и обороны, устройство жилых и общественных зданий, особенности культурной жизни.
Ученый оставил много печатных работ: «Аттическая вазовая живопись и ее отношение к искусству монументальному в эпоху непосредственно после греко-персидских войн» (1902), «Архаический период в России» (1914), «Художественный идеал демократических Афин» (1918)…
В 1914 году Б. В. Фармаковский избран членом-корреспондентом Академии наук, а потом был профессором Ленинградского университета. Словом — большой ученый.
Так вот чья подпись стоит под дипломом-покрышкой!
Диплом, как исторический документ, я заключил в раму со стеклом и хотел показывать на выставке своих коллекций в городах Урала. Мне говорят:
— Знаете, ведь неудобно это выставлять: царский внук, а кто такие Никитин и Фармаковский, разве известно, да и старье это все…
Коли умные люди говорят, надо слушаться, и диплом я показывал только тем, кто хорошо понимает ценность исторических документов.
С 1958 года я состою в довольно оживленной переписке с кировским краеведом Василием Георгиевичем Пленковым. Он то и дело помещает в «Кировской правде» интересные сообщения о своих находках.
Однажды он присылает мне номер «Кировской правды» за 25 мая 1961 года со своей статьей «Ульяновы и Фармаковские. Заметки краеведа».
Начинаю читать эту статью: