Записки уральского краеведа

В июне 1946 года мне пришлось встретиться в г. Первоуральске Свердловской области с соучеником Шадра, художником Александром Федоровичем Волковым (род. в г. Березовском, под Свердловском, в 1889 г.). Он очень тепло отзывался о Шадре и, прежде всего, как о защитнике младших учеников. Шадр был детиной довольно высокого роста. И можно представить себе, как, собрав вокруг себя четыре-пяток младших учеников, кое-кого обнимает, шагает по коридорам школы и всем «задавалкам» многозначительно дает понять, что малышей обижать нельзя.

Наступил бурный Пятый год. Ученики художественной школы не остались в стороне, и ее по политическим мотивам закрыли. Нашему земляку пришлось некоторое время скитаться в поисках и работы и возможности продолжать художественное образование. Тогда-то он добрался до Питера, познакомился с великим русским художником И. Е. Репиным, и тот написал в Шадринскую городскую управу веское письмо, убеждая отцов города дать Шадру средства для поездки за границу. И те согласились помочь земляку. Это было в 1910—1912 гг.

Вернувшись на родину, Иванов ищет себе заработка, (но это удается с большим трудом. Таланту художника пришлось развернуться в полную силу только при советской власти. В самые первые годы ее он знакомится с А. М. Горьким и дружит с ним потом всю жизнь. Недаром мечтой художника было создать памятник писателю в Москве. К сожалению, в полной мере осуществить это при своей жизни он не смог — открытый 10 июня 1951 года памятник против Белорусского вокзала в Москве был доработан уже друзьями скульптора, хотя основа работы остается шадровской.

О жизни и творчестве И. Д. Шадра написано уже много. Можно, например, прочесть книгу Ю. Колпинского «Иван Дмитриевич Шадр» (Москва, 1954, издательство «Искусство») или очерк К. Н. Донских в четвертом сборнике «На земле Курганской». Если кто пожелает помимо Москвы и других городов познакомиться с произведениями Шадра в натуре, а не по книгам, тот может посетить краеведческий музей в Шадринске, где поставлено целью сосредоточить отливки «транспортабельных» произведений скульптора-земляка; теперь то и дело музей получает все новые и новые экспонаты. Еще при жизни Иван Дмитриевич говорил, что ему хочется за свой счет отлить в гипсе все эти произведения, чтобы только город Шадринск взял на себя расходы по перевозке.

* * *

Хочу поделиться воспоминаниями о своем земляке. Встреч у нас с И. Д. Шадром было достаточно, так что есть что вспомнить.

Если теперь в каждой области имеются десятки газет, то прежде на огромный Шадринский уезд, равный трети, например, Курганской области, до августа 1913 года не было ни одной газеты, поэтому, что делалось в уездном центре, Шадринске, жители сел ничего не знали. Вот почему о существовании художника-земляка я узнал лишь осенью 1912 или 1913 года, да и то в… Москве.

Окончив к тому времени Казанский ветеринарный институт, я поступил учиться в Московский археологический. В перерывы между лекциями я нередко видел ходившего по коридорам института рослого детину с высоко поднятой головой, с насмешливой улыбкой. Совершенно случайно мы узнали, что один из нас — житель Шадринска, а другой — житель села Першино Шадринского уезда. Оказалось, у моего земляка фамилия Иванов. Он скульптор, и одна из его скульптур, фигура льва, находится на воротах какого-то богатого московского дома.

Почетным гостем археологического института была княгиня М. К. Тенишева, из Смоленска. Она была известной собирательницей произведений народного изобразительного искусства и создательницей интересного музея в Смоленске. Музей этот Тенишева подарила Московскому археологическому институту, и последний основал при нем свое отделение.

Чем «провинилась» эта княгиня перед Ивановым, я не знаю, хотя подозреваю, что он обращался к ней, как к меценатке, за материальной помощью и получил отказ. А, может быть, пролетарий, сын плотника, просто не переносил княжеского духа, так оказать, из-за классовой неприязни…

Как-то однажды я увидел, что Иванов, вылепив небольшую карикатурную фигурку Тенишевой, приклеил фигурку на большой палец руки, протянул вперед, ходил но институтскому коридору и приговаривал:

— Тенишиха… Тенишиха… — и сам язвительно усмехался.

Донеслось это до директора и ученого секретаря института. Тот с возмущением выбежал из канцелярии и немедленно потребовал от Иванова, чтобы он не только убрал карикатуру, но и сам убирался из института…

Следующая встреча с Иваном Дмитриевичем у меня была в 1918 году. Он приехал в Шадринск и читал здесь публичную лекцию «Памятник мировому страданию», демонстрируя рисунки на эту тему. Вступительное слово говорил тоже шадринец, писатель Краснов, приклеивший к своей фамилии приставку «Юграк» — «Юграк-Краснов».

К 1922 году Шадр женился и с женой ездил в Шадринск, а оттуда в деревню Калганову. В деревне были старые добрые знакомые семьи Ивановых, и скульптор давно заметил там крестьян, фигуры и лица которых ему приглянулись, показались характерными.