Читаем Записки уголовного барда полностью

Весь день в этом духе. В минуты самых сладких обещаний вспоминаю безымянного полковника и выполняю его напутствие. Про себя же все чаще думаю: скорей бы уже в тюрьму. Там хоть все понятно будет.

Допрос заканчивается затемно. Прямо из кабинета ведут в «воронок». Один наручник защелкнут на моей руке, другой — на руке конвойного. Еще один идет спереди, держась за кобуру.

«Воронок» совсем пустой, но почему-то опять заталкивают в стакан. Руки застегивают за спиной.

— Начальник, сними браслеты, все равно в клетке сижу.

— Не положено.

— Я что, особо опасный?

— Говорят, хуже! А-га-га-га!...

На следующий день Ралдугин вне себя. Орет, стучит кулаками по столу. Понимаю, что дело идет к развязке. Жду не столько обеда и передышки, сколько вчерашнего парня. Но он больше не появляется. Над шлюмкой казенного обеда терзаюсь в догадках: кто это был? зачем? можно ли было верить? почему исчез?

После трапезы — снова на допрос. Пришел какой-то хмырь в кожаном плаще и кожаной шляпе. Ралдугин знакомит: «Онищенко Олег Андреевич. Это будет ваш следователь».

Теперь допрашивают хором. Онищенко — добрый, пишет. Остальные — злые, орут и грозят. Особо усердствует кривоносый Шистеров. Он ростом самый маленький, потому изо всех сил старается казаться самым злющим. Но человек он не злой. Актер — никудышный. А потому выходит больше смешно. Разговоры о песнях закончились. Теперь только об аппаратуре. В дымном воздухе кабинета эхом летает слово «хищение».

Вечером еду в «воронке», до треска набитом разношерстным людом. Это собранные по районным судам. Кто-то уже осужден, кому-то предстоит ехать завтра. Прямой рейс в тюрьму. Персонального транспорта для меня не нашлось, а потому по чьему-то приказу заскочили за мной и, делая крюк, следуют в ИВС. Еду не в общей «хате», а как всегда в отдельной клетке с застегнутыми за спиной руками. Все жилое пространство — полметра на полметра, потому ноги втискиваются только по диагонали. Машину болтает из стороны в сторону. Бьюсь о стены плечами, иногда лбом и затылком. Ничего не поделаешь — инструкция. Прямо над головой маленькая решетка. В нее периодически по очереди заглядывают конвойные — «хоть посмотреть на Новикова».

В дежурке — обыск догола. Опять грохочущий бачками, дымный, вонючий коридор с осклизлым полом. Иду в сопровождении коридорного старшины с нехорошим предчувствием. Навстречу ведут арестованных.

— Новиков, стой!

Останавливаюсь. Сопровождающий орет на группу:

— Стоять! Лицом к стене! Глаза вниз! Не смотреть по сторонам!..

Группа распластывается по борту.

— Новиков, пошли.

Прохожу мимо. Все косятся исподлобья. Кто-то из них шепчет:

— Здорово, Санек... У тебя хата стремная, имей в виду.

— Молчать! Сейчас покажу «нестремную»!

— Санек, слышь, хата — кумовская... — снова шепчет стоящий у стены.

— Понял, — бросаю на ходу.

Подходим к моему жилищу. Коридорный распахивает дверь — влетаю пулей. В камере пусто.

— А где этот?

Старшина вглядывается в дальний конец коридора, озирается назад и лениво бросает:

— Увезли, наверное...

— Что, больше не вернется?

Он медленно затворяет дверь и произносит в щель:

— А зачем ему? Он свое дело сделал.

Ни грохота двери, ни лязга ключей я уже не слышал. Это был урок. Хороший урок.

Ночь напролет лежу на спине с закинутыми за голову руками. Мысли вертятся бешеной каруселью.

«...Эта тварь придет ко мне домой. Записка написана моим почерком. Ему поверят. Расскажет кучу небылиц. Попросит ответ. Дома ни о чем не подозревают. Вотрется в доверие к друзьям. Эх, тварь, тварь...»

На допрос еду с желанием бросить в лицо Ралдугину свидетельства его топорной работы. Изменить ничего не удастся, но хотя бы в качестве облегчения. Посреди его очередной тирады вставляю:

— Вы говорите и агитируете теми же словами, что и подсаженный ко мне тихарь Пермяков. Грубо вы работаете — он мне уже надоел, дайте другого.

Ралдугина передергивает, на миг отводит взгляд, старается не подать вида. Но чувствую — попал.

— Это ваши личные фантазии. Мы такими глупостями не занимаемся, — врет Ралдугин, краснеет и добавляет: — Может, кто-то из оперативников... Или другое ведомство. Но это не я. Не мы.

Карты розданы, масти вскрыты. После недолгих препирательств предъявляют обвинение. Читаю, подписываю.

— Когда в тюрьму?

— Чего вы так спешите? Нужно еще санкцию прокурора получить. Может, он ее не подпишет, хе-хе... После обеда обещал, подождем. Может быть, вас свозить к нему придется.

Возить не пришлось — санкцию выдали заочно.

Вслух зачитывают состряпанное Ралдугиным и Онищенко обвинение. Расписываюсь в указанных местах.

— Когда в тюрьму?

— Думаю, сегодня вечером. Но мы с вами не прощаемся, хе-хе...

Сразу же после процедуры — конвой. Не медля ни минуты, в наручники и — в ИВС.

— Рановато что-то вы сегодня вернулись, прям до обеда управились, — склабится дежурный по изолятору.

Шмон на этот раз дикий. Раздеться догола, руки за голову, присесть три раза... рот открыть, язык высунуть... язык — к небу... Сесть на лавку.

Сижу голышом, жду, пока одежду прощупают и переломают пополам сигареты.

— Одевайся. В камеру его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии