Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Тем не менее я решил попытать счастье в ходе этой встречи, которая непременно должна была оказаться странной. Взяв дрожки, я отправился на следующее утро в Стрельну, захватив с собой письмо к адъютанту цесаревича генералу Родна и прошение на имя императора Александра. После двух часов езды по великолепной дороге — слева шли загородные дома, а справа простиралась вплоть до Финского залива огромная равнина — мы проехали Сергиевский монастырь, носящий имя святого, наиболее почитаемого в России после Александра Невского, и через десять минут прибыли в Стрельну. Около почты, на середине главной улицы, мы свернули направо, и спустя несколько минут я оказался у дворца великого князя. Часовой преградил мне путь, но я показал ему письмо на имя генерала Родна, и меня пропустили.

Я поднялся на крыльцо и зашел в переднюю. Генерал Родна в это время был занят делами у цесаревича. Меня попросили подождать в гостиной: ее окна выходили в великолепный сад, прорезанный каналом, который вел прямо в море; тем временем дежурный офицер относил мое письмо. Минуту спустя он вернулся и предложил мне следовать за ним.

Цесаревич стоял, прислонившись к печке: уже начинало холодать, хотя только что наступил сентябрь. Он заканчивал диктовать какую-то депешу адъютанту, сидевшему рядом с ним. Я не знал, что буду принят так скоро, и остановился на пороге, удивленный тем, что столь быстро оказался в обществе этого человека. Едва за мной закрылась дверь, как великий князь, не меняя позы, поднял голову, посмотрел на меня своим пронизывающим взглядом и спросил:

— Из какой ты страны?

— Из Франции, ваше высочество.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать шесть.

— Твое имя?

— Г…

— Это ты хочешь получить патент на место учителя фехтования водном из полков его императорского величества, моего брата?

— Это предмет всех моих чаяний.

— И ты говоришь, что являешься первоклассным фехтовальщиком?

— Прошу прощения у вашего императорского высочества: я этого не говорил, ибо не мне говорить это.

— Но ты так думаешь?

— Вашему императорскому высочеству известно, что тщеславие — главный порок человечества. Впрочем, я дал публичный сеанс, и вы, ваше высочество, возможно, уже об этом осведомлены.

— Я знаю, что там происходило, но ты имел дело только с любителями, с посредственными фехтовальщиками.

— Дело в том, что я их щадил, ваше высочество.

— Ах ты их щадил! Ну а если бы ты их не щадил, что было бы тогда?

— Я поразил бы их десять раз, а они меня — два.

— Вот как!.. Так ты и меня, к примеру, мог бы поразить десять раз против двух?

— Это смотря по обстоятельствам.

— Как это смотря по обстоятельствам?

— Смотря по тому, как я по вашему желанию буду с вами обходиться, ваше высочество. Если вы потребуете, чтобы я обходился с вами как с великим князем, то вы поразите меня десять раз, а я вас всего лишь два раза. Но если вы, ваше высочество, позволите обходиться с вами как со всеми, то, вероятнее всего, я поражу вас десять раз, а вы меня только два.

— Любенский, — вскричал цесаревич, потирая руки, — мои рапиры, живо! Ну-ну, господин фанфарон, посмотрим.

— Так как вы позволите, ваше высочество?

— Я не то что позволяю, я хочу, чтобы ты меня поразил десять раз; или, случаем, ты уже идешь на попятный?

— Я прибыл в Стрельну, чтобы отдать себя в ваше распоряжение, ваше высочество. Так что извольте приказывать.

— Что ж. Возьми рапиру, маску и давай начнем.

— Так вы, ваше высочество, меня к этому принуждаете?

— Да! Сто раз да, тысячу раз да, миллион раз да!

— В таком случае, я к вашим услугам.

— И ты должен поразить меня десять раз, — произнес цесаревич, начиная наступать на меня, — слышишь, десять раз — и ни на один раз меньше! Я не прощу ни одного!

Несмотря на призыв цесаревича, я только парировал его удары и даже не наносил ответных ударов.

— Послушай, — вскричал он, начиная горячиться, — мне кажется, что ты щадишь меня! Погоди же, погоди… Ага! Ага!

Я видел, как под маской краска бросилась ему в лицо и глаза налились кровью.

— Ну, так где же твои десять ударов?

— Ваше высочество, уважение…

— Убирайся к черту со своим уважением! Нападай же, нападай!

Я мгновенно воспользовался его разрешением и поразил его три раза подряд.

— Вот это прекрасно, прекрасно! — воскликнул он. — Теперь мой черед… Вот тебе, вот!.. А! Задет, задет!..

И это была правда.

— Я полагаю, ваше высочество, что вы меня не щадите, и теперь мне надо рассчитаться с вами.

— Давай, рассчитывайся!.. Ага! Ага!

Я поразил его еще четыре раза подряд, а он ответным ударом уколол меня один раз.

— Задет, задет! — радостно воскликнул цесаревич, топая ногами. — Ты видел, Родна, я поразил его два раза против семи.

— Простите, ваше высочество, два раза против десяти, — сказал я, в свою очередь наступая на него. — Вот вам восьмой… девятый… десятый… Вот мы и квиты!

— Хорошо, хорошо, хорошо! — воскликнул цесаревич. — Однако одного умения владеть рапирой мало: чем, скажи на милость, это может пригодиться моим кавалеристам? Действовать надо палашом или саблей. А саблей ты владеть умеешь?

— Почти в той же степени, что и шпагой.