Читаем Записки странствующего энтузиаста полностью

Записки странствующего энтузиаста

Все каменное, стальное, мурло-дохлое, коксо-химическое, все непристойно-мертвое либо обрело душу, либо громоздилось в свалки. Только ветер и воля, и песня, и танец… все это было в голове и в душе, но это было… Ни капли водки, пива, виски, чачи, цинандали, кинзмараули, денатурата, «Тройного» одеколона, бордо, бурды, спирта, ни капли дыма сигарет «Мальборо» и «Беломор-канала», никакого наркотика, кроме ветра, воли и человечьего танца, и голоса.

Все танцы оставил я, кроме тупых, припадочных и истерических, кабацкие, не кабацкие — не все ли равно — вольные. Все песни оставил я — по штуке и шутке от народа… Из русских я оставил гениальные «Валенки» и голос Руслановой, из одесских «Зануда Манька», из греческих — «Сиртаки», из негритянских — голос Глории Гейнер, не знаю, как называется песня, — передавали по «Маяку» 3 июля утром — число я запомнил потому, что в этот момент услышал, как медленно, со ржавым скрипом, распространяя зловоние, рушится Апокалипсис со своей камарильей, которая вздумала пошутить над жизнью. Я не знал, откуда я это знал, но я всегда знал.

Родилось… третье тысячелетие. Тупые ангелы с воблиными глазами влипли в стены, и я безмятежно рисовал нимбы над их головами. Анархисты, леваки, экстремисты, куцые черти из «красных бригад», бандерши, хиппесные воровки и мафиози забились в щели, в помойки, в колбы, и я уронил их на дно морей в нержавеющих банках из-под пива. По улицам, бесшумно вываливаясь из трех вокзалов, шли люди, реальные и выдуманные. Земля тряслась под ногами Пантагрюэля, Панург играл на свирели Пана, а монах, любимый брат мой Жак, смеялся, неистовый работник Балда трепал черта, Санчо Панса плясал шотландскую джигу, великий Швейк спорил с Гашеком об орангутангах, а сам Гашек изображал немца-колониста, идиота от рожденья, Громобоев щелкал подтяжками, и неслась по асфальту, летела босиком Минога — песенка тростника.

— Спой, Гошка, — приказал Витька Громобоев.

— Нет…

— Спой! — крикнула Минога издалека, ветром опрокидывая мотоциклы, Девчонки с длинными каштановыми полосами заиграли на ирландских скрипках.

Из Ярославского вокзала выбежала греческая флейтистка и мраморно села на бордюрный камень тротуара.

— Балалайку, балалайку… — успел прошептать я. — И трубу Армстронга…

И отключился. И возликовал. И слезы брызнули у меня от беспамятного восторга. И я закричал, как мог сильней и ужасней:

Проиграл я на райских выгулахВсе имущество и рубли!И господь меня с неба выволокИ велел лететь до Земли!Микрофон повеленье прогавкал!Подтолкнули пониже спины!Томагавки вы, томагавки!Иностранные колуны!Я лечу, поминая маму,Что планетою мы зовем!Я лечу, как репей упрямый,И хочу настоять на своем!Встречный ангел меня не понялИ мигнул со старой доски!Мимо ангелов мчатся кониБесконечной моей тоски!Люди били, и годы били!Нищета — хоть в кулак свисти!Где ж вы, ангелы, жили-были,Чтоб от жизни меня спасти?!Эй, планета, к дерьму прикована!Трубки мира рассвет трубят!Божьим промыслом атакованный,Я лечу полюбить тебя!Не боись, планета порватая!В сорок третьем был Страшный Суд!И опять, рукава закатывая,Снова нищие мир спасут!Приземляюсь! Залег в бурьяне!В парашюте полет зачах!Басни кончились! Плащ мой рваный!Пыль и снег на моих плечах!Я планету от страха вылечил!Каждый выжил в своем краю!Мы — земля! Мы дети чистилища!Непристойно нам жить в раю!30

Дорогой дядя!

Я поднялся в лифте и постучал в дверь своей квартиры! Я пробовал звонить, но звонок не работал. Конечно! Достаточно уехать в Элладу, как пропадает контакт, и надо бухать в дверь ногой.

Я давно подозревал, что «дорогой дядя» и «деос экс махина» — мое спасение со стороны — это одно лицо. И наконец я с ним встретился. Лицом к лицу.

— Это ты там купил? — указывая на мои пиджак и трусы, спросила жена Субъекта, напирая на слово «там».

— Проводница подарила, — сказал я.

— А где твои одежда и чемодан?

— Сперли на пляже в Одессе. Она вздохнула:

— Только у нас может так быть.

— Там тоже воруют! — парировал я. — В чем дело? Вам мало, что я Апокалипсис отменил? На хрена вам сувениры?

— Расхвастался, — сказал Субъект. — Жена, заткнись.

Перейти на страницу: