Как только мы приехали в Донбасс, сразу за счет денег родителей начали строить себе дом. У нас с Раей своих накоплений не было. Заработанные деньги ушли на покупку одежды, мебели и книг. План дома начертил сам, размером девять на девять метров с верандой, кухней, залом, двумя спальнями и рабочим кабинетом. Стройка шла с трудом. Стройматериалы на шахте не выписывали. Приходилось их покупать в разных местах по завышенной цене, так как многие строились. Доставка их обходилась тоже дорого: за каждый километр расстояния — двадцать пять рублей. На шахте удалось выписать только несколько кубов леса да тысячу штук кирпича. Нанятые работники-шабашники оказались непорядочными людьми. Не закончив работу и умело выудив у меня на сто пятьдесят рублей больше положенного, ушли и больше на стройке дома не появились. Они выложили только фундамент и то не полностью. Нашел других строителей, которые выставили деревянный каркас дома, зашвырковали его деревянными шахтными крепежными стойками и уложили бабки для пола. Наемные рабочие сложили печку, сделали рамы для окон дома и веранды, наружную штукатурку и с помощью знакомых сделали обмазку стен и потолка внутри дома глиной с соломой, после чего был общий ужин с водкой, вином и хорошей закуской.
Остальные работы по строительству дома (обивка старым канатом стен дома снаружи, заливка их раствором из шлака с цементом и песком, штукатурка внутри стен и потолка раствором глины с песком, настилка деревянных полов, покрытие крыши железной черепицей (шифера не смог купить) и покраска ее, строительство сарая для коровы, сена, дров и угля из белого кирпича) и все остальные мелкие работы ввиду нехватки денег делали мы с отцом и с некоторой помощью матери и Раи. Дело в том, что злопамятный главный инженер шахты Хаменко всё же за незначительное нарушение техники безопасности рабочими нашей смены перевел меня с добычного участка, где у меня был оклад две тысячи девяносто рублей в месяц, на участок ОКР с окладом тысяча четыреста рублей. На такие нарушения до моего критического выступления ни он, ни кто-либо другой не обращал внимания. Сначала пытался обжаловать несправедливое решение в трест, но там к этому отнеслись пассивно. Я не стал настойчиво требовать; появилось больше свободного времени для строительства дома. Вероятно, одна из причин моего перевода — очередное мое столкновение с Хриновым. Не разобравшись по существу возникшего производственного разногласия, он во время наряда в присутствии рабочих моей смены обругал меня нецензурными словами, о чём мною сразу был составлен акт, который все рабочие подписали. Со своим заявлением с просьбой привлечь Хринова к административной ответственности за мелкое хулиганство (нецензурную брань в общественном месте) и арестовать его на пятнадцать суток этот акт отнесли в нарсуд Шахтерского района, но судья не принял. Хринов — член партии и член райкома партии. На мое возражение, что у нас перед законом все равны, пояснил, что членов партии сначала должны рассматривать и принимать меры по партийной линии, а потом — в административном порядке, и направил меня в райком партии. Там я передал разговор с судьей и оставил свое заявление в райком партии и акт, откуда документы передали на рассмотрение партбюро нашей шахты, в состав которого входил и Хринов. Решением партбюро ему объявили выговор без занесения в личное дело, то есть фактически за нарушение закона он остался безнаказанным. Где же справедливость? Со всей строгостью закон применяется только по отношению к простому трудовому народу, а для тех, в чьих руках власть, закон не существует. Вот почему многие так стремятся к власти, зачастую неправедными путями. Не зря в народе говорят: «Закон что дышло, как повернул, так и вышло». Видя, что такое безобразие творится везде, я не стал больше поднимать этот вопрос. Борьба с таким злом должна быть организованной и вестись одновременно по всей стране, напористо и целеустремленно, с привлечением трудового народа. Только тогда будет положительный результат. Разрозненная, одиночная борьба ничего не даст.
Тем временем рабочие моей смены настойчиво требовали, чтобы меня возвратили к ним, грозились не выходить на работу. Но руководство шахты не пошло им на встречу, и мне довелось работать на ОКРе пять месяцев, до очередного отпуска.
После отпуска, в конце сентября по моему желанию Хринов всё же направил меня на добычной участок в 3-ю западную лаву, сказав: «Пойдешь на 3-й запад. Только не подумай, что это я тебя посылаю туда потому, что он валится, нет: только там есть свободное место». Отвечаю: «Мне к завалам не привыкать».