Записки провинциального священника

Теоретически все было ясно. Но на практике проблемы возникли с самого начала. Григорий Синаит рекомендует совершать умную молитву, сидя на седалище высотой в одну пядь. Сколько же пядь составляет в нашей десятичной системе? До сих пор я не удосужился этого выяснить. Пришлось смотреть в словаре. Оказывается, пядь равна расстоянию между концами вытянутых большого и указательного пальцев...

Следующая рекомендация Синаита: наклонить голову и устремить взгляд в центр живота. За это язвительный Варлаам прозвал исихастов «пуподушниками», то есть имеющими душу в пупе, и на Западе несколько веков очень потешались по данному поводу. Но насмешки, право же, неосновательны. Наклон головы должен усилить приток крови в мозг и таким образом стимулировать его деятельность. И обращение взгляда к солнечному сплетению, анатомическому и энергетическому центру человека, несомненно, тоже имеет свой смысл, поскольку таким образом происходит концентрация усилий на внутреннем самоуглублении, не говоря уже о том, что тело в этом случае принимает эмбриональную позу, биологически максимально приспособленную для изоляции от внешнего мира и обретения нами душевного равновесия и спокойствия — исихии.

Далее, говорит Григорий Синаит, необходимо постоянно повторять про себя слова Иисусовой молитвы, состоящей из одной короткой фразы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного», и стремиться «кругами» направлять мысль вовнутрь своего «я», не давая ей отвлекаться и особенно избегая образных видений и бесплодных мечтаний. И вот, когда вы научитесь концентрировать свою мысль и волю, свидетельствует он, вы сможете овладеть колоссальной энергией, скрытой в вашем организме, и управлять происходящими в нем процессами. Святые угодники, сотворяя из себя совершенного человека, настолько преуспевали в этом, что достигали внутреннего видения Бога и, более того, становились вместилищем Его, а тело их, пронизанное Божественной энергией, преображалось и становилось светозарным. Что же удивительного в том, что и после смерти святых их мощи остаются источником чудодейственной силы?

Итак, нужно «кругами» направлять мысль вовнутрь своего «я», не давая ей отвлекаться. Но вот это-то и оказалось для меня самым трудным, недостижимым. Мысль вырывалась, легко проникая сквозь все возводимые мною преграды и заслоны; образы и видения, совсем неуместные, возникали передо мной, я их гнал, но они вновь появлялись обманным путем, с черного хода, как Протей, меняя обличье.

Через два часа я был в изнеможении. Это было полное, сокрушительное поражение. Вспомнилось: в своем Апокалипсисе Филофей писал, как, приступив к умной молитве, он «вскоре» почувствовал «знакомую теплоту» в области сердца. «Вскоре»! «Знакомую теплоту»! Значит, это было для него обычным ощущением. И ни намека на изнурительную борьбу с самим собой!

Начиная свой эксперимент, я, конечно, не строил иллюзий. Отцы Церкви предупреждали, что этот путь труден и длителен. Но всем, говорили они, проявившим твердость и настойчивость на этом пути, рано или поздно, каждому в свой срок, дано отведать заветные плоды. Я решил проявить настойчивость и твердость и каждый день часа два-три отводить умной молитве. Но мне с самого начала стало ясно, что мой срок настанет не скоро, из чего следовали весьма неутешительные выводы относительно завершения иконы Преображения.

Господь, однако, услышал мою молитву и исполнил мое желание, но не так, как предполагал мой грешный ум. Буквально на следующий день после службы ко мне подошел мальчик лет шестнадцати. Он сказал, что учится в городском художественном училище и дома для себя, для души, пишет иконы. Я попросил показать их мне. Он тут же развернул тряпицу, в которую были завернуты две небольшие иконы: Владимирская Богоматерь и Спас Нерукотворный. И я мысленно вознес благодарственную молитву Господу. Техника его письма была еще несовершенна, многих приемов иконописания он пока не знал. И краски! Разве это краски! Но передо мной был талант, талант милостью Божией! Ему, конечно, неведомы колебания и внутренняя борьба, которые парализуют мою волю и не позволяют мне завершить икону Преображения. Он пишет, как дитя, как он видит и как говорит ему его внутренний голос. Я это понял с первого взгляда.

— Вы улыбаетесь... Вам не нравится?

— Нравится, мой юный брат. Вы талантливы. В вашей технике письма кое-что нужно подправить, — что, я вам подскажу. Писать надо другими красками, я научу вас, как их готовить. А эти две иконы оставьте как есть.

— У меня к вам просьба... Не могли бы вы их освятить?

— Обязательно.

— И еще один вопрос... Можно мне попробовать писать иконы для иконостаса?

— Можно. А теперь я вам скажу, почему я улыбался. Вас послал мне Господь Бог.

Коля, так звали мальчика, рассказал мне, что вчера вечером он подумал (вчера вечером!), что, может быть, ему следовало бы помочь храму. Он знал, что в иконостасе не хватает икон и храм нуждается в реставрации.