Читаем Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки полностью

Сперва табачные неполадки были замечены некурящими товарищами.

Придя в гости к знакомому, некурящий товарищ тревожно внюхивался в квартирный воздух и вскрикивал:

– У вас пожар!

Испуганный хозяин с воплями принимался отыскивать очаг огня, но, не найдя такового, успокаивал гостя:

– Никакого пожара нет. Вам почудилось. Садитесь, Агафангел Кузьмич. Выкушайте чайку.

– Нет, нет, нет, – верещал гость, – ничего я у вас не стану выкушивать. Я задыхаюсь. У вас пожар!

– Агафангел Кузьмич… – Да никакой не пожар. Может быть, это с моими «Дели» что‐нибудь случилось?

– А-а-а! Тем хуже. С человеком, который курит «Дели», я не могу иметь ничего общего. Прощайте навек!

Матерые курильщики с прожженными легкими стали в свою очередь замечать, что папиросы или взрываются во рту, или ежесекундно тухнут, или же совсем не горят, так как у них по шву распорото брюхо.

Нет ничего более издевательского, чем товар, который выпускается сейчас под названием папирос ценою в 29 коп. и меньше за 25 штук.

Давно уже назрела необходимость поговорить по душам.

Весь тот отвратительный хлам, который выдается за папиросы, изготовлен якобы по стандарту. Но мы утверждаем, что никто такого стандарта никогда не устанавливал.

Нет и не может быть стандарта, который предписывал бы изготовлять папиросы поломанные, набитые мусором, сучками и сухой капустой, папиросы, которые тухнут, или вовсе не зажигаются, или выпаливают прямо в лицо курильщика. Нет и не может быть стандарта, который допускал бы, чтобы папиросы были набиты только наполовину, высыпались или были бы упакованы в клозетную бумагу.

Все это просто обман потребителя. Папиросные фабрики, выпускающие на рынок сплошной брак и прикрывающиеся флагом стандарта, делают злое вредительство. Они дискредитируют самое понятие «стандарт».

Слово «стандарт», по милости табачных головотяпов, становится кличкой дурного по качеству товара. Когда хотят сказать, что это папиросы плохие, о них говорят:

– Это стандартные папиросы. Что хорошего можно ожидать от стандартизации?

В течение дня редакция ЧУДАКА закупила в разных частях города дюжину пачек сигарет «Дели» сорта № 2 – 25 шт. 29 к. треста «Моссельпром».

И во всех этих пачках на каждые 25 шт. приходилось не менее 20 шт. абсолютно негодных папирос, разодранных по шву сверху донизу. Оставшиеся целые единицы – отвратительны. Ужасно набиты. Тухнут. Стреляют. Воняют.

Необходимо заметить, что этими же качествами обладают не только «Дели», но и многие другие названия папирос в ту же далеко не малую цену.

На обороте этих возмутительных пачек красуется надпись:

«Продажа по цене выше обозначенной на этикете карается по закону».

А мы требуем, чтобы карали по закону за продажу этих папирос даже по цене, обозначенной на этикете.

Ибо цена им не 29 к., а грош им цена. Остальные 28½ к. отняты у потребителя самым злодейским образом.

1928/30<p>Благообразный вор</p>

Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, у кого ты украл эту книгу.

Старинная поговорка

Обычно кража сурово наказывается, или, как говорят, законом наказуется.

Закон энергично преследует людей, крадущих деньги, носильное платье, примусы или белье с чердаков. Таких людей закон, как говорится, наказует.

Кроме судебной кары, ворам достается и от общественности. Человеку, имеющему за собой семь приводов, надо прямо сказать, трудно вращаться в обществе. Такого человека общественность клеймит и довольно метко называет уголовным элементом.

Но есть множество людей, самых настоящих ворюг, типичных домушников, а между тем ни закон, ни общественность и не пытается обуздать их преступные порывы.

Это книжные воры. Они опаснее всех.

Настоящий вор старается пробраться в квартиру ночью, в отсутствие хозяев. Торопясь и нервничая, он хватает, что попадется под руку, и убегает.

Исследуя свою добычу в безопасном месте, вор падает духом. Ложечки, показавшиеся ему серебряными, оказываются алюминиевыми. Скатерть весьма рваная и рыночной стоимости не имеет. Захваченное впопыхах пальто почти полностью амортизировалось, воротник осыпался, а суконце поиздержалось. От продажи оказавшегося в кармане пальто фотографического портрета какой‐то девушки тоже особенных доходов не предвидится.

Кроме того, предстоят преследования по закону, возможно, заключение месяца на три в исправительное заведение.

Таков тяжелый труд профессионального вора.

Книжный вор держится иначе. Он приходит только в тот час, когда уверен, что застанет хозяина дома. Пробирается он в квартиру не ночью, а вечером.

Внешний вид книжного вора весьма благообразен. Он одет с приличествующей своему служебному положению роскошью. На нем шестидесятирублевый костюм и зеленоватые суконные гетры. Он хорошо знаком с хозяином квартиры и крадет не сразу.

Сначала он заводит культурный разговор. Он чувствует себя гостем. Его надо поить чаем. Он не прочь полакомиться дальневосточными сардинками, которые хозяин приберегал себе на завтрак.

В конце концов гость съедает эти сардинки и приступает к тому, за чем пришел.

Перейти на страницу:

Все книги серии Вечные спутники

Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки
Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки

В эту книгу вошло практически все, что написал Илья Ильф один, без участия своего соавтора и друга Евгения Петрова. Рассказы, очерки, фельетоны датируются 1923–1930 годами – периодом между приездом Ильфа из Одессы в Москву и тем временем, когда творческий тандем окончательно сформировался и две его равноправные половины перестали писать по отдельности. Сочинения расположены в книге в хронологическом порядке, и внимательный читатель увидит, как совершенствуется язык Ильфа, как оттачивается сатирическое перо, как в конце концов выкристаллизовывается выразительный, остроумный, лаконичный стиль. При этом даже в самых ранних фельетонах встречаются выражения, образы, фразы, которые позже, ограненные иным контекстом, пойдут в народ со страниц знаменитых романов Ильфа и Петрова.

Илья Арнольдович Ильф , Илья Ильф

Проза / Классическая проза ХX века / Советская классическая проза / Эссе
Книга отражений. Вторая книга отражений
Книга отражений. Вторая книга отражений

Метод Иннокентия Анненского, к которому он прибег при написании эссе, вошедших в две «Книги отражений» (1906, 1909), называли интуитивным, автора обвиняли в претенциозности, язык его объявляли «ненужно-туманным», подбор тем – случайным. В поэте первого ряда Серебряного века, выдающемся знатоке античной и западноевропейской поэзии, хотели – коль скоро он принялся рассуждать о русской литературе – видеть критика и судили его как критика. А он сам себя называл не «критиком», а «читателем», и взгляд его на Гоголя, Достоевского, Тургенева, Чехова, Бальмонта и прочих великих был взглядом в высшей степени субъективного читателя. Ибо поэт-импрессионист Анненский мыслил в своих эссе образами и ассоциациями, не давал оценок – но создавал впечатление, которое само по себе важнее любой оценки. Николай Гумилев писал об Иннокентии Анненском: «У него не чувство рождает мысль, как это вообще бывает у поэтов, а сама мысль крепнет настолько, что становится чувством, живым до боли даже». К эссе из «Книг отражений» эти слова применимы в полной мере.

Иннокентий Федорович Анненский

Классическая проза ХX века

Похожие книги