Записки прокурора

- Дальше... У них вся квартира в коврах. Хрусталь, ложки-вилки-ножи серебряные... Екатерина Прохоровна распорядилась ковры убрать: не дай бог попортят. А серебро унесли к ее сестре. Не понимаю зачем? - воскликнула девушка. - Ведь единственного сына женят, все должно быть празднично, красиво! А у Екатерины Прохоровны вообще все рассчитано: куда кого посадить, что перед кем На стол поставить... Прямо при мне, не стесняясь, подкрашивала самогон. Это для тех гостей, кто попроще, не такой видный. А для начальства - коньяк дорогой, икра черная. Но главное - Федя! Нет чтобы постыдиться за мать, какой там, во всем с ней согласен. Смотрю я и думаю: ну и порядочки в семье. И мне жить с таким человеком! Я привыкла у тети с дядей: кто бы ни пришел - колхозный конюх или сам председатель - встречают одинаково. Сажают на лучшее место, угощают самым вкусным, что есть в доме. Хотя какие доходы? Тетя Клава одна работает, дядя Аким на пенсии и все больше болеет. Но все равно, они прежде всего - люди! - Рябинина передохнула. - Хотела я все с Федей поговорить. Так приятно было бы услышать от него ласковое, ободряющее слово. Я бы ни на что не стала обращать внимания... А он так и не сказал мне ничего теплого, ласкового... Шуруй, говорит, видишь, все вкалывают. С отцом вдруг сцепился из-за чего-то. А выражения! Я сама простая, из деревни, но такого не слышала. Даже стыдно пересказывать... В письмах одно, а в жизни другое. - Она покачала головой. - Подошло время ехать в загс, а у меня на душе черным-черно. Сели в машину. Федя за руль, рядом с ним - моя подруга Катя, она здесь, в Зорянске, живет. А на заднем сиденье я, этот самый Степан, который приезжал с Федей в Лосиноглебск, и еще один друг Феди Павел. Приехали. Стали выходить из машины, Павел нечаянно прижег мне сигаретой свадебное платье. Синтетика. Дырочка маленькая, в общем, в складках не видно. Но Федя так на него накинулся! Павел говорит: все равно ведь в сундуке всю жизнь лежать будет. Это понятно, так принято... Вон тетя во время войны выходила, подвенечное платье дешевенькое, из штапеля, а до сих пор хранится. А Федя заявляет Павлу, что Екатерина Прохоровна уже кому-то обещала это платье продать. Павел удивился: как это - подвенечное платье с чужого плеча? А Федя ему: мало ли дур на свете. Я не знаю, куда глаза от стыда девать. И Катя здесь... Короче, Федя говорит Павлу: мы с тобой в расчете. Оказывается, Павел икру на свадьбу достал, а деньги ему еще не отдали. Это было для меня последней каплей. Всё, думаю, надо как-то с этим кончать, изменить. Не хочу идти замуж за Федю. Сказать прямо боюсь. Перед нами было еще пары четыре, а загс работает до шести. Час оставался до закрытия... Тут Степан достает из кармана бутылку водки, стаканчик, говорит: раздавим бутылек для сугреву... Это перед регистрацией?! Я отказалась. А ребята выпили и Катю заставили. Я все на часы поглядываю. В голове одна-единственная мысль бьется: не хочу быть его женой, не хочу, что делать? Шепнула я тихо Кате: миленькая, придумай что-нибудь, чтобы оттянуть время, не хочу, мол, раздумала. Этот Степан то ли услышал, то ли догадался. Отводит меня в сторонку. Ну и тип, скажу я вам! На руках татуировка. На каждом пальце по букве - С.Т.Ё.П.А. - и повыше - солнце... Значит, отводит он меня в сторонку и говорит: "Смотри, сука, не вздумай рыпаться, пришью!" Представляете, так и сказал! Мы, говорит, Шныря в обиду не дадим. А сам нож мне показывает. Шнырь - это они так Федота между собой называли.

Рябинина с округлившимися глазами схватилась обеими руками за свое лицо, словно все, что она рассказывала, происходило сейчас...