Записки прижизненно реабилитированного

Надо сказать, что педагогическая звезда Ивана Кузьмича после происшедшего померкла. Высокопоставленные родители начали забирать своих детей из школы. Лимузины с доставляемыми на уроки недорослями перестали подъезжать к парадному школы. Надежды на место в шеренге великих рядом с Макаренко растаяли. Лизоблюд не выдержал свалившихся на него несчастий. Он скоропостижно скончался от сердечного приступа.

Атоса арестовали весной 1949 года. Преступнику предъявили обвинения по статье 58, пункт 8 (террор), пункт 10, часть I (антисоветская агитация в мирное время) и часть И (участие в преступной группе). Остальных трех заговорщиков оставили на свободе, но установили за ними жесткий контроль. Как сказал бы шеф гестапо Мюллер, поместили под колпак. В дополнение к установленному негласному надзору к Портосу и Василию применили необходимую санкцию — убрали из института международных проблем, считающегося не только привилегированным, но и секретным. Отличника Портоса исключили без объявления причин, а Василию не дали погасить академическую задолженность по языку за зимнюю сессию. Другие предметы он сдал на «отлично». Летом 1949 года Портос поступил заново в другой вуз на факультет экономики, а Василий — в институт экономических проблем. Василия в отличие от его товарища не интересовали экономические науки. Примкнувший к преступной группе определился на учебу по этой части лишь потому, что не хотел огорчать родителей, которые желали, чтобы сын был студентом. Он тяжело переживал исключение из института международных проблем и потерял на время жизненную линию.

Лубянское следствие по делу Атоса буксовало восемь месяцев. Преступник не давал никаких показаний и не сознавался ни в чем. Следователь Семеонов испробовал все. Не помогали ни угрозы, ни обещания, ни карцер, ни пытка бессонницей. Атос был человеком с сильной волей и обостренным чувством справедливости. Огромные серые глаза этого мальчика смотрели на своего мучителя с откровенной ненавистью и омерзением, которое появляется во взгляде человека, внезапно наступившего на отвратительную гадину. Следователь понимал этот взгляд, и ему становилось не по себе. Еще хуже действовали на Семеонова споры с подследственным. А тот обладал острым и гибким углом. Его железная логика разбивала доводы обвинения. Семеонов путался и терялся. В нем закипало бешенство. Следователю хотелось одним ударом свалить этого юнца на пол, бить коваными сапогами по лицу, в грудь, в живот, а затем до изнеможения плясать на распластанном теле. Чтобы сдержаться, он впивался руками в ножки стула. А сдерживаться приходилось. Возможность применения физических методов воздействия[20] в этот период лубянской истории определялась сущностью дела и статьей обвинения.

По делу Атоса пункт 8 статьи 58, то есть террор, шел с приставкой 17, что значило не конкретные преступные действия, а только злодейские планы и намерения — 17-58-8 УК РСФСР. К примеру, для получения срока по статье 17-58-8 достаточно было увидеть сон о неудавшемся террористическом акте против И.В. Сталина и рассказать о сновидениях стукачу. На рукоприкладство нужно было иметь специальное разрешение, которого у следователя не было. Семеонов был обязан добиться признания, используя более простые средства — угрозы, карцер, надевание наручников, пытку бессонницей и т. д. Следовательская работа оценивалась по результатам, полученным при помощи этого арсенала. А достижения у следователя отсутствовали.

Боязнь потерять свою репутацию и потребность мести Атосу побудили Семеонова пойти на крайние меры. Получив от осведомителей дополнительную информацию и обработав ее нужным образом, он добился перевода подследственного в Сухановку. Атос продержался пять месяцев.