— Хуйня, — хмыкнул я (решив, что если он не стесняется Шейлы, то мне и тем более не стоит). — Думаешь, хоть кто-нибудь может вести себя с девушкой естественно? Может быть, ты? И ты никогда не бываешь любвеобильным загадочным Джеффри, или крутым мачо, или просто славным стариной Джеффри, который никогда ничего из себя не строит и не играет ни в какие игры?
Он зевнул.
— Не понимаю, о чем ты толкуешь, — сказал он, падая на одну из разбросанных повсюду подушек и передавая косяк Шейле. Пока она затягивалась, он целовал ей шею и уши. — Расслабься, — прошелестел он, обращаясь скорее ко мне, чем к Шейле. — Плыви в потоке, никогда не пытайся изменить… ход событий… Нам не дано… менять…
— Джеффри, — сказал я, — ты опять начитался этой китайской лабуды, «И-Цзин» или…
Джеффри высунул позеленевший от амфетамина язык и украдкой принялся делать мне какие-то знаки свободной рукой. Шейла встала, отряхнулась и протянула мне косяк. Я вежливо отказался.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она. — Уже лучше?
— Да, уже лучше.
— Хочешь еще кофе?
— С удовольствием.
Воскресенье, час дня. Два часа до свидания с Рейчел.
В то утро я вскочил как ужаленный в девять пятнадцать, немного с бодуна. Я проснулся, потому что Норман «занимался мусорными баками» — он делал это дважды в неделю. Эта обязанность, я уверен, доставляла ему удовольствие; в конце Норман всегда сбрасывал оба мусорных бака с трехметрового откоса как раз рядом с моим окном. Это производило немало шума.
Я дождался второго удара. Он оказался еще громче, чем первый. Пройдя через комнату, я, как был, голый, с четвертой спички зажег камин и плюхнулся в кресло у огня. Трясущимися руками я помассировал лоб и кожу под волосами. Когда голова начала немного проясняться, я подошел к окну и осторожно приоткрыл занавески. Норман стоял надо мной, держа в вытянутых руках по железной крышке от баков. Он ударил их друг о друга, как цимбалы. Я шарахнулся от окна.
— …Воздействовать на свои чувства, но можем поменять образ своих мыслей.
Последовала достаточно долгая пауза, чтобы я мог сказать:
— Ладно, я, пожалуй, пойду.
— Вот. — Шейла протянула мне книжку. «Спираль гармонии: восхождение», профессора Гамильтона Макриди. — Прочти. Это замечательная книга.
Я полистал ее. Четыре сотни страниц хипповских нравоучений.
— Хорошо. Спасибо.
— Нет, непременно прочти.
Джеффри сказал, что проводит меня. В коридоре он забрал у меня книгу.
— Не парься на этот счет. Я ее спрячу. — Он запихал книгу между телефонными справочниками на полу. — Она всерьез этим увлекается, так что…
— Ах вот почему ты пытался меня заткнуть!
— Да, так меньше базара.
— Вот видишь? Ты тоже так делаешь. Ты соглашаешься со всем этим. Так в чем же разница?
Джеффри открыл входную дверь.
— Я делаю только то, что должен делать, как и все остальные. Но я не говорю ничего такого, с чем не согласен. Для меня это не является частью глобального… действия.
— Действия?
— Ну, стратегией, методом. Ты ради этого отклоняешься от своего пути. А я никогда даже не задумываюсь об этом. Никогда не задумывался до сегодняшнего дня.
— Да, но Шейла уже с
— Ага. В любом случае, главное — чтобы было похуй.
— Ага, по хуй. Она классная, эта Шейла, несмотря на все ее…
— Точно. Звони. Увидимся.
— Ага. Пока.
— Удачи.
Чтобы прийти в норму, я не спеша приступил к своим утренним процедурам. Пальто из бобрика и чуть-чуть гимнастики; вверх по лестнице; хриплые приветствия и кофе; анекдоты и голые фотомодели в утренних газетах.
Затем я взял кофе и заперся у себя в уборной (которую за несколько не слишком напряженных дней сделал пригодной к употреблению) и уселся на стульчак, то и дело наклоняясь, чтобы харкнуть в раковину. Смысл кофе был в том, чтобы замаскировать любые темные субстанции, которые я мог ненароком выкашлять; аналогичным образом я пользовался розовой зубной пастой, чтобы уничтожить любые признаки того, что могло быть, а могло и не быть кровоточивостью десен. Но в это утро я вообще не решился посмотреть в раковину, смыв все деспотичным потоком горячей воды из крана. В зеркале я встретил свой взгляд. Мое лицо выглядело одновременно унылым и злобным. Волосы свисали с головы, словно это был парик, купленный на распродаже. Рот был изогнут наподобие куска замороженного французского картофеля. Более того, мой подбородок оказался странным образом деформирован, несимметричен. Внезапно мои руки сами потянулись к лицу. «Громила».
В течение пяти минут я измывался над ним при помощи грязных ногтей.
Затем я позвонил Джеффри.
— Прелестно. Так, значит, ты сам решил пойти в этот университет?
Рейчел ответила за меня:
— Да, он мог бы пойти в какой-нибудь другой университет, но решил подождать еще год и попробовать поступить в Оксфорд.
— Вдруг получится, — вставил я, опасаясь, как бы она не приняла меня за бездельника и прожигателя жизни.
— Очень хорошо, — сказала Нянюшка. — А