— Старосту порешить хотел.
— А чего ж не порешил? — усмехнулся я.
— Да дурень. Дуром полез. Сыновья и зятья его и отбили.
И тут он… Упал мне в ноги.
— Граф! Ваше сиятельство! Не надо воли! Не надо помилования! Век оставшийся работать буду рук не покладая! Только накажи гниду! Это ж тварь — хуже степняка! Всё село от него и его выходок стонет! Он же обирает всех! Мзду за наделы берёт! Баб щупает и имеет кого хочет — и не сбежишь от него! Себе доли меньше делает, вешает на общество! И жаловаться бесполезно — с мытарями у него уговор, кто жалуется — только плетей за клевету получает! Я чего его пришибить решил — достало всё! Нахрен такая жизнь! Он дочку мою, одиннадцатилетнюю, к себе взял попользовать!
Мужик расплакался и принялся хватать мои ноги.
Одиннадцать лет… Плюс треть… Пятнадцать где-то не страшно, тут это возраст замужества. Но всё равно. И ладно бы благородный, а так какая-то мразь из «своих», лапотников, только у корыта?
— Ансельмо! — рявкнул я, отскочив в сторону от ползающего на брюхе камрада, которого тут же оттащили двое охранявших зеков ФСИНовских стража. — Ансельмо, партийное задание. Эй, человече, что у тебя за деревня?
— Концепсьон-на-Кривом-Ручье, — выдавил плачущий за малым не состоявшийся «бандито».
— Далековато. Ансельмо, кто у нас там?
Квестор назвал ничего мне не говорящее имя старосты от которого «бандито» гневно взвыл.
— Как оцениваешь?
— Подати собирает и платит исправно. Недоимок нет.
— Душу он из всех выпивает! Последнее забирает! Голодом морит! Дьявол это во плоти, сущий дьявол! — завыл жалобщик.
— Съездишь туда. Как освободишься в Аквилее, дуй туда с инспекцией. Возьми с собой десяток стражи. Эстебан, найм новых стражников идёт?
— А то, сеньор граф! Уже более сотни набрали. В основном или старые, или младые, или увечные, или воинскому умению не обучены, но здоровьем велики, всё как и было сказано.
Сказано ему было Прокопием, я в Аквилее был. Говорю же, повезло мне с кадрами, я везучий попаданец.
— Жалование стражи четверть супротив воинского, плюс кормёжка на семью, и оружие из арсеналов. Чего б увечным военным не послужить? — усмехнулся монах.
— Вот-вот. Берёшь десяток стражи и едешь в этот Концепсьон, — продолжил я наставления Ансельмо. — Проводишь инспекцию. Решаешь на месте, как сей человече относится к вверенному хозяйству и вверенным людям. Если и правда все соки пьёт, и при этом ворует — можешь как квестор, высший мой магистрат, от моего имени супостата вздёрнуть. Чтоб неповадно было.
— Эй, все, слушайте сюда! — заорал я для всех. А народу на наше построение собралось изрядно, ибо планировалось, что мы город будем закладывать. Пока будем копать вал и ров вокруг места, где тот будет, но всё начинается с малого. Пол-замка собралось на зрелище, и, отчаянно глядя на мой правёж, скучало. Да, прощаю преступников, это новость, это тема. Но я ж феодал, а значит, что бы ни сделал — в своём праве. Я могу их всех тут в попу чпокнуть, и никто слова не скажет, лишь у виска покрутит. — Слушайте сюда! Я не знаю, какую установку давал мой отец! Но говорю сразу, для всех, как буду работать я!
А я считаю, что МОИ крестьяне должны быть богаты! Что нельзя драть с них три шкуры и забирать последнее! Потому, что богатый крестьянин = сытый крестьянин, он будет работать хорошо, у него будут для этого силы! А ещё такому крестьянину есть что терять! Ибо когда тебе терять нечего — то и на окружающих начхать, а когда за тобой семья и дети — не побыкуешь, верно? А значит мой сытый крестьянин тем более будет хорошо работать и правильно себя вести, порядки не нарушать! Просто потому, что иначе что имеет — потеряет! И все, кто не разделяет мои ценности — враг мне! Ибо эти люди не хотят, чтобы я был богатым!
А богатство мне приносит труд крестьян! — хапнув воздуха продолжил я шоу. — А если кто-то не хочет, чтобы я был богат и обдирает МОИХ людей, забирая последнее — как думаете я должен к такому человеку относиться? Все слышали? И передайте тем, кто не слышал! Рикардо Пуэбло любит своих людей! Он холит своих людей и запрещает просто так драть три шкуры! А иначе — ты враг его, а он врагов не прощает!
Толпа зрителей, стоящих с разных сторон от шеренги заключённых, а также стража на стене и башнях (построение зеков было за стенами замка, но прямо у рва, под стеной; бежать всё равно бесполезно — в поле конные разъезды Вольдемара, никуда из степи не денешься) начала громко перекликаться, обсуждая услышанное. Озадачил.
— Спасибо, ваше сиятельство! До конца дней верен буду! Только судите гадину справедливым судом!