Записки начинающего феодала

Я ещё раз подчеркну, божественное влияние должно быть минимальное. Оттого не строю надежд — если накосячу, меня никто за уши спасать не будет. Умру, как все, ибо как все смертен. Придумают вместо меня кому королевство спасать. Но они посчитали, что я смогу сделать то, что не мог он, вот и внедрили в его тело. Не спрашивая, хочу ли я, а я, знаешь ли, не хочу. У меня дома семья, родители. Сестра в Вологде. Я, мать его, люблю их! Скучаю! — Кажется, меня накрыло, вот-вот взорвусь, но было пофигу. — ДА В ГРОБУ Я ВИДАЛ ВАШ ГРЁБАННЫЙ МИР!!! — заревел я.

Отпустило. Последнее я проорал с донжона на всю округу, и только сейчас почувствовал жар вокруг. Я пылал, и это слабо сказано.

Потух. Мгновенно. И что самое странное, в этот раз пламя бушевало на небольшом расстоянии от тела, и вся одежда… Не сгорела. Некоторые места оказались подпаленными от температуры, но целенаправленно их огонь не коснулся.

Астрид, выпучив глаза, упала на пятую точку и задом отползла, уперевшись спиной в зубец другой стены. Она боялась. Узрела не просто мою мощь, но и мой настрой. И что я не буду подмазываться и оправдываться. Не хочет принимать какой есть — чёрту! Всё к чёрту.

— У вас нет канализации, — усмехнулся я, медленно на неё наступая. — Думаешь, это приятно, срать в дырку в подвесной башне в замковый ров? Особенно зимой, а эта башенка не отапливается? Подтираться грязными видавшими виды лоскутками, ибо нет бумаги, чтобы подтереться нормально?

У вас в принципе нет бумаги, писать не на чем! Вот в чём трагедия!

У вас нет лифтов — с высоты девятого этажа по нескольку раз в день мотаться вверх-вниз, иногда в доспехе. Нету машин, нету почты, нету интернета в конце концов! Ты ничего не знаешь, сидишь, как вакууме! А лекарства? Да тут можно сдохнуть от банальной царапины, сегодня, например, мы спасали чела, который порезался, когда серп точил! Пипец у вас условия! Нахер мне это всё, да ещё вдали от любимых людей? Брат твой умер? Да мне насрать на твоего брата! Меня никто не спрашивал, хочу ли я в его тело! В тело этого грёбанного урода, трахавшего сестру так, что её выдали замуж за первое попавшееся более-менее адекватное ЧМО! Урода, которому нравилось давить маленьких детей копытами лошади! Насиловавшего и убивавшего горожанок и селянок — почему тебе не жалко этих бедных девушек? Почему о них ты не хочешь плакать? А у них есть семьи, и у одной остались дети — точно знаю! А, Астрид?

Меня! Никто! Не! Спрашивал! — отчеканил я, нависнув над нею. — Меня просто выбрали, чтобы я участвовал в этой грёбанной политической игре, спасая из пропасти и ваше грёбанное графство, и ваше грёбанное королевство! Если смогу, конечно. А потому мне насрать на твои рефлексии, женщина!

— И ещё, — добавил тише, снова гася пламя — увлёкся. — И ещё. Анабель — рука господня. Я серьёзно насчёт неё. Я это с самого начала сказал, и позже лишь убедился, что это так. Хочешь ненавидеть — ненавидь господа, она — его рука. Но снова напомню, ты в любом случае сейчас оплакивала бы своего братца-извращенца, это решение было принято не нами. И обрати внимание на то, что она делает. Она может спасти этот грёбанный мир, дав ему мощнейшее лекарство, способное спасти тысячи. Говорю же, у бога отличное чувство юмора, если его правильно понимать. Всего хорошего.

Развернулся и пошёл вниз, придерживаясь за стены. Всё же какие-то части камзола обуглил, этот на выброс… Пардон, на туалетную бумагу в башенку. А ещё жутко хотелось пить, и совсем жутко хотелось сладкого. После такого-то выброса магии неудивительно.

Спустился вниз, шатаясь, побрёл к углу замка, где мы вчера и позавчера бодяжили сахар, оставив загустевший сироп догоняться в специальных глиняных чашечках. Глиняных потому, что помню, как тяжело выковыривать сахарного петушка из тары, пришла идея тупо разбить глиняные стаканы и плошки, чтобы не заморачиваться — глин в графстве много, даже возле замка что-то добывают, и в замковой деревне есть свой горшечник. Подойдя, расхуячил одну из форм в виде небольшого стакана, после чего вгрызся зубами в противное сладкое, но одновременно горькое, со вкусом пригара, твёрдое нечто.

Бляха, так и зубы можно сломать! А, вот, колун.

Топором, оставленным после монтажа деревянного пресса для жмыха, его обухом, грохнул сахарный кусок на осколки, собрал что смог по темноте, положил неправильные, местами острые куски в рот и принялся самозабвенно сосать.

М-да, для Ромы вкус так себе. Намудрили мы что-то, пока готовили. Гадость. А может это свекла такая, ХЗ. Но для Ричи после мёда эта субстанция была на втором месте. Сладкое тут едят редко, и не в такой концентрированной форме.

— Вашсиятельство… А, вашсиятельство?

Слуги всё это время разбегались от меня, держась подальше, но на виду — вдруг понадобятся. А вот тот мужик, который помогал мне с варкой сахара, мешавший в тазу сладкую массу длинной деревянной лопатой несколько часов без устали, смело подошёл, не боясь попасть под прицел графского пламени.

— Фево фебе? — рыкнул я, впрочем, успокаиваясь.