Записки командующего-десантника

Я говорю комбату: «Пора, надо уходить». Во дворе ординарцы уже вырыли щели. Выбегаем из дома, бежим к щелям, опять характерный полет мины. Я толкаю ординарца Сашу Лебедева в щель первым, взрыв, падаю на него. Левой руке стало вдруг очень тепло, чувствую - пошла кровь. Полета мин больше не слышно, вылезаем из щели. Ординарец, разрезав ножом рукав моей гимнастерки, бинтом перевязал рану. Оборачиваюсь и вижу: в нескольких сантиметрах от своей щели, лежит Дмитрий Иванович лицом вниз. Подбегаем к нему. Крупный осколок мины пробил под левой лопаткой большое отверстие и застрял в теле. Издав хрип, майор скончался. Так погиб наш комбат. Мы его любили, он для нас был как отец. До сих пор меня мучает вопрос: не было ли у Глушакова предчувствия?

Выяснилось потом, что на чердаке того дома сидел корректировщик, немецкий офицер. Позднее его захватили разведчики батальона. У них расправа была короткая.

Мне помогли дойти до полкового медпункта, там обработали рану и попутным транспортом отправили в город Папу, в медсанбат дивизии.

Медицинский пункт дивизии, куда меня привезли поздно вечером, был переполнен. Меня положили в коридоре здания на солому. Шло свертывание медицинского пункта, в ночь он должен был догонять части дивизии. Большая часть врачей и другого медицинского персонала уже уехала, оставался врач-хирург и две медицинские сестры, одна из числа местных жителей.

22

При свете керосиновой лампы врач пытался сделать мне операцию под наркозом, однако осколок из левого предплечья не извлек. К утру прибыл первый эшелон армейского госпиталя. Нас перевели в другое здание: по-видимому, это была школа. Врачи начали обход раненых. Пожилая женщина-хирург распорядилась меня готовить к операции. Помня, как тяжело отходил от наркоза после первой операции, я пытался убедить ее оставить меня в покое. Но у нее было два неопровержимых аргумента: если сейчас не сделать операцию, может произойти нагноение, и тогда придется отнимать всю руку. И второй - раз я отказываюсь от операции, значит, я не хочу вылечиться, чтобы снова попасть на фронт, так, мол, и запишем в истории болезни. Последний аргумент был самый убедительный. На другой день мне снова под общим наркозом сделали операцию и вытащили осколок. Врача я с большой теплотой вспоминаю до сих пор, она часто заходила в палату, присаживалась на кровать, и ее женское участие в моей судьбе оставило глубокое чувство уважения и благодарности. Жаль, что я не помню ее фамилию, а звали ее Мария Нестеровна.

С Папой у меня связано особое воспоминание. В годы первой империалистической войны, участвуя в Брусиловском прорыве, мой отец, Сухоруков Семен Иванович, рядовой пехотинец, попал в плен. После долгих мытарств он оказался в лагере военнопленных в городе Папа. И только в 1917 году вернулся на Родину. А теперь я, его сын, лежал в госпитале в том же городе.

Через несколько дней нас переправили железнодорожной санитарной «летучкой» (так назывались санитарные поезда) в город Кечкемент во фронтовой госпиталь. Здесь уже были комфортабельные условия лечения. Рана быстро заживала. По сводкам и рассказам вновь прибывающих раненых мы следили за продвижением своих частей. В госпитале я повстречал еще двоих офицеров нашей дивизии. Они тоже были уже в отделении выздоравливающих.

23

Нам очень не хотелось, чтобы нас направили в резервный офицерский полк фронта. К этому времени, к 13 апреля 1945 года, столица Австрии - Вена была полностью очищена от немецко-фашистских войск, а к 15 апреля войсками 3-го Украинского фронта - и вся восточная часть Австрии. Мы узнали, что наша 104-я дивизия участвовала в освобождении Вены. Обратились к начальнику госпиталя, он вызвал лечащего врача. Я заранее снял повязку с руки и стоял в кабинете с вытянутыми по швам руками, как и положено. Было больно, но виду я не показывал. Начальник госпиталя, полковник, выслушал врача (мы с ней заранее договорились: она была молодая симпатичная женщина, а ведь мы тоже были молоды) доброжелательно пожурил нас за досрочную выписку из госпиталя, но разрешение дал. На попутном транспорте по железной дороге мы втроем добрались до Будапешта, на вокзале обратились к военному коменданту с просьбой помочь нам доехать до Вены. Проверив наши документы, он обещал на следующий день посадить нас в воинский эшелон с боеприпасами, который пойдет в Вену.

Надо было ждать до утра, где-то необходимо было переночевать, да и продуктов у нас почти не было. Стоим в раздумье на перроне. Услышав наш разговор, к нам подошел венгр, который убирал мусор у вокзала. На ломаном русском языке он расспросил нас и показал дом, где мы можем переночевать.

Кругом были развалины, покосившиеся дома, темными дырами чернели выбитые окна.