Записки из чемодана

Также плохо дело обстояло с обучением войск. Получался парадокс. С мест, я имею в виду из военных округов и от органов и погранвойск, поступают тревожные сигналы о наглом поведении немцев, граничащих с нами, т. е. практически от Балтийского до Черного моря, и в то же время в наркомате обороны дается установка укреплять обороноспособность армии, но в то же время не волновать немцев на границах!

Вот и получилась глупость. Вместо того чтобы Главному Разведуправлению Генштаба, начальнику Генштаба, наркому прийти в Политбюро и твердо, по-партийному, доложить, что назревает война, и эти слова подтвердить десятками фактов, которые были в руках, и просить Политбюро привести войска в мобильную готовность № 1, этого не сделали, и наркомату обороны во главе с Тимошенко все еще было неясно, нападет ли Германия на СССР.

Первые провокации немцев

Примерно в марте 1941 года мне позвонили из Ровно, что там приземлился немецкий двухмоторный самолет. Когда наши товарищи подходили к двум летчикам, то видели около самолета огонь. Подойдя ближе, увидели горящий самолет и сожженные карты.

Я приказал летчиков доставить в Киев. В Киеве мы поместили их в хорошей гостинице, а затем их привели ко мне. Во время разговора немцы вели себя самоуверенно, я бы сказал, нахально.

Довольно откровенно на мой вопрос ответили, что самолет сожгли, чтобы не достался русским, так как <он> новейшего образца, работающий на дизельном топливе, чего у нас, русских, нет. Вот примерно и все, что мне удалось от них узнать, так как они заявляли на любой мой вопрос, что им присяга не позволяет отвечать на них.

Затем я все это доложил в Москву, а через день получил указание из Москвы отправить их в Германию, а сгоревший самолет дать осмотреть военным. Меня поведение немцев удивило, так как у нас с ними заключен договор о ненападении Молотов-Риббентроп, а действия недоговорные.

Через месяц после этого вроде незначительного события к нам через границу перебежал немецкий солдат, который уверял допрашивавших военных, что немцы готовятся к войне против СССР, и привел ряд фактов, доступных ему.

Когда я был во Львове, я нарочно поехал в Перемышль и далее по р. Сан проверить поступившие ко мне данные, что немцы возвели различные военные укрепления на своей стороне, вплоть до установки рогаток против танков, которые привезли из Франции.

Походив и поездив с начальником пограничного отряда по этим местам, я убедился, что немцы очень укрепляют этот район. Спрашивается, при наличии договора о ненападении, зачем это делать?

Вернувшись в Киев, и написал подробную записку в ЦК КП(б)У тов. Хрущеву Н. С. об этом и копию послал в Москву.

Мне Хрущев сказал, что записка интересная, и он ее доложит тов. Сталину. Из Москвы позвонил Кобулов и передал, что нарком сказал не заниматься глупостями. Странно все это было.

Глава 3. В НАРКОМАТЕ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ. 1941 год (февраль-июнь)

Накануне войны Сталин затевает очередную реорганизацию своих спецслужб.

3 февраля 1941 года из единого прежде НКВД СССР выделяется самостоятельный Наркомат госбезопасности (НКГБ), которому передаются все службы, непосредственно связанные с ГБ: разведка, контрразведка, правительственная охрана, шифрование.

Получает повышение и Лаврентий Берия: он назначается зампредом Совнаркома (проще говоря, вице-премьером), курирующим оба ведомства. Формально — Берия продолжает оставаться наркомом внутренних дел. Шеф НКГБ Всеволод Меркулов — тоже его человек, привезенный из Грузии. Всем подбором кадров в оба наркомата, естественно, руководит Берия.

К тому времени Серов уже не раз сумел продемонстрировать свою эффективность, особенно при «освобождении» Западной Украины и Молдавии.

О высокой оценке его заслуг Центром (то есть Сталиным и Берией) говорят сухие биографические факты.

26 апреля 1940 года он удостаивается высшей награды страны — ордена Ленина.

17 мая 1940-го — его избирают членом ЦК и Политбюро ЦК КП(б) Украины.