Записки дунайского разведчика

Я лежал и не видел его лица. Но в его походке, жестах мне показалось что-то удивительно знакомое. Никто уже не спал. Раненые разговаривали. У двери застучали костыли, она открылась. И... вот это удача! Моим соседом оказался Ваня Бойчак. Значит, после десанта в Илок он все-таки выжил в лазарете Бачко-Паланка.

Неожиданная встреча взволновала меня. Я был рад, что увидел друга, которого считал погибшим. Ваня прошел к своей койке и сел, ожидая завтрака.

"Интересно, слышал ли он о моем тяжелом ранении? Скорее всего нет. Как ни тяжело будет обоим, а надо побыстрее к нему подойти и все объяснить. И лучше сразу, чем тянуть".

Я поднялся с койки. Не надевая халата, весь забинтованный, опустился рядом с Иваном. Он удивленно посмотрел на меня.

- Здравствуй, Ваня.

Он пристально разглядывал меня и не мог узнать. Лицо у меня было тоже забинтовано. И только левый глаз да бровь были видны. "Значит, я так искалечен, что даже близкие друзья не узнают меня".

Я старался сдержаться, но слезы так и покатились. Ваня совсем растерялся. Он понял, что рядом кто-то из друзей, а кто - догадаться не мог.

- Да это же я - Алеша Чхеидзе.

Иван рванулся ко мне, стиснул в объятиях, поцеловал куда-то в бинты.

Потом он осмотрел мои руки, минуты две сидел неподвижно. А дальше произошло то, чего я никак не ожидал. Мой друг повалился на койку. Рыдания сотрясли его тело. Кто-то из соседей принес воды. Ничто не помогало. В палате все затихли, сидели расстроенные. Ваня постепенно утих, поглядывал на меня и не знал, чем утешить.

Санитарка привезла завтрак. Мы ничего не ели и раньше всех ушли из палаты в парк. Он начинался тут же, за госпитальным садом. Ваня знал дорогу к морю. У большого валуна Ваня присел, предложил и мне опуститься рядом. Был солнечный день. Море чуть слышно плескалось у наших ног.

Мне почему-то вспомнилось, как год назад у берегов Одессы мы с Ваней готовились к днестровскому десанту, вместе с товарищами отрабатывали высадку со шлюпок. А Дунай для нас был где-то очень далеко. Мы его еще не видели. Но вот прошел год, год войны. Мы опять были у того же теплого моря, но встретились уже инвалидами.

Я рассказал Ивану и о событиях после илокского десанта, и о том, как мы участвовали в освобождении северо-восточной Югославии, Австрии. Рассказал о своем ранении и о странствиях из одного госпиталя в другой.

Иван слушал меня с большим вниманием. Он подробно расспрашивал о судьбе наших друзей. В свою очередь, Бойчак вспомнил, как тяжело пришлось раненым в лазарете Бачко-Паланка, где один за другим умирали герои десанта. Советские и югославские врачи днем и ночью дежурили в лазарете. Они сделали все возможное, что было в человеческих силах, чтобы спасти им жизнь. Но десантники были до такой степени изранены, что только чудо могло их выручить. И все же чудо произошло, и пятерым врачи вернули жизнь. Ивана перевезли в большой, хорошо оборудованный госпиталь в Белграде, потом эвакуировали в Союз. Только неделю назад он оказался в госпитале в Одессе.

- Алексей, мы с тобой долго кочевали по разным госпиталям, а в конце концов оказались в одной палате. Значит, суждено было нам снова встретиться и быть вместе. Кстати, ты знаешь, что всех нас представили к правительственным наградам?

Нет, я этого не знал. Это известие было приятно. Но шла война. Представление еще не награда. И с ним всякое могло случиться. Как я узнал позднее, так оно и получилось.

В тот же день мы долго сидели у моря, вспоминали боевых друзей, думали о будущем.

На следующий день к нам в палату пришла старшая сестра отделения Клава Тимошенко. Это была высокая стройная тридцатилетняя женщина. Ее брат капитан 3-го ранга В. А. Тимошенко в годы войны командовал на Черном море дивизионом морских охотников, а потом был старшим морским начальником в Белграде.

Старшая сестра долго беседовала со мной, а уходя сказала:

- Завтра в госпиталь приедет директор протезного завода. Потом мы покажем тебя нашему глазному врачу. А сейчас тебя посмотрит хирург госпиталя подполковник Белинский.

Операционная помещалась, рядом с нашей десятой палатой. В ней работали веселые молодые сестры Женя Лупанько и Клава Гордиенко. Они были боевые и остроумные, настоящие одесситки. В операционной находился и хирург Белинский высокий пятидесятилетний мужчина со строгим лицом. Белинский сам снял все повязки и шину, тщательно изучил каждую рану на моем теле. А их оказалось множество. Почти до локтей были отняты руки, в области грудной клетки и брюшной полости оказалось до сорока осколочных ранений, были повреждены четыре ребра, ключица, ноги.

- Да, герой, и как ты только уцелел с такими дырками? - покачал головой Белинский. - Но уж коли уцелел, теперь будешь жить долго!

Хирург сам обработал мои раны, сделал укол пенициллина. В годы войны это лекарство только входило у нас в обиход и считалось очень дефицитным.

Операционные сестры быстро перебинтовали меняй наложили шины на перелом.