— Да к слову не пришлось, не сердись, — тот улыбнулся. — Приехали наши белогвардейцы престарелые. Точнее, уже потомки белогвардейцев — дети, парочка внуков, еще кто-то. Чего-то они там подарили всяким фондам и музеям — документы, автографы великих, рисунки, даже вроде дневники чьи-то, я особо не в курсе. Ну, власти наши к прибывшим со всем почтением — еще бы, такие дары. И тут один из гостей, который не только потомок, а еще и бизнесмен не из мелких, просит: нельзя ли мне несколько дел моих родственников, вашими товарищами в застенки брошенных, посмотреть? Они уж реабилитированы давно, но что там с ними было — туман. Ну, отказать вроде неудобно, разрешили. И меня с ним отправили — репортаж сделать. Как наши органы открыты для контакта, всем готовы все показать, никаких темных страниц прошлого не скрывают. И начали мы с этим дядей по архиву ходить. Ну, не то чтобы прогуливаться, но хранилище гигантское, пока до его родственников доберешься, подметки стопчешь. Девушка, которую нам в сопровождающие выдали, вроде и прямо к нужному месту ведет, но остановиться, на вопросы ответить не возражает. Я помалкиваю, только стеллажи да коридоры щелкаю — атмосферу передать пытаюсь. Камеру у меня, правда, на выходе проверили — чего я там нащелкал. Но скучно мне стало еще по дороге, никакой, если честно, особой атмосферы, архив и архив. А мы уже практически на месте, только девушка вдруг в растерянность впала. Чего-то там на месте не оказалось, бумаг-то — километры и километры. И вот пока она у кого-то по телефону выясняла, где чего искать, до меня дошло, что организация хоть и серьезная, а русская привычка к бардаку неистребима. Ну и про тебя вспомнил. А чего бы, думаю, не попытаться…
Мария Петровна недоверчиво покачала головой:
— Ты ж сам говоришь — километры. Да еще и бардак. Разве можно там что-то найти? Что, прямо на глазах у сопровождающей?
— Да ну, что ты! — отмахнулся Костин. — Попросился камеру подзарядить. Девушке же не разорваться — розетка там подальше была. А что бардак, так алфавит никто не отменял. И памятки там какие-то на стеллажах висят, должно быть, для тупых. Вроде меня. Но понимал, конечно, что там годами можно без толку копаться, в основном на удачу рассчитывал. Ну и повезло. Дело твое прямо на виду лежало.
— Что значит «на виду»? — впервые подал голос сам «виновник торжества». — Посреди коридора?
— Шутить изволите? — засмеялся Антон Дмитриевич. — Дела там в ящиках пронумерованных и с шифром года. А твое сверху лежало, когда я нужный ящик вытащил. Ну, я не знал, что нужный, подумал — подходящий по алфавиту и по году. И, главное, папки в ящиках стоят, только корешки видно, а эта лежала. Ну вот и… Все, давайте уже выпьем за то, какой удачливый шпион из меня получился.
— Погоди, — нахмурилась Екатерина Борисовна. — А вынес-то ты ее как? Вас же, наверное, досматривали на выходе? Сам сказал, камеру проверяли, чего ты там наснимал.
— Ну, проверяли, — хмыкнул Антон Дмитриевич. — Наверное, из-за этого само мое бренное тело их не особенно заинтересовало. Показать, как вынес? — он сделал вид, что встает. — Ничего интересного, поверь. В трусы сзади засунул, там резинка хорошая, а сверху рубашку заправил. В трусы мне они не полезли.
— Герой! — жена укоризненно покачала головой. — А если бы заметили?
— Если бы да кабы да во рту росли бобы, — он развел руками. — Не заметили ведь, чего теперь пугаться?
— Знаете, что я думаю? — вмешался Сергей Валерьевич. — Она потому сверху лежала, что ее смотрели недавно. Вот, гляди, Маша, — он сунул жене какой-то листок.
— Что там? — хором спросили Костины.
— Это, — Мария Петровна озадаченно покачала головой, — более чем странно. Это копии заключений призывной комиссии, которую Борис и Глеб проходили в мае. Борис здесь, а Глеб в Ставропольском крае, он там прописан. Ничего не понимаю. Зачем им наши дети? Антон? — она почему-то обратилась именно к нему, как будто визит в секретный архив даровал ему способность читать мысли хозяев этого архива.
— Да ладно, Маш, скорее всего, какие-то бюрократические глупости. Призывники, а у них папаша был под колпаком — наверное, это же везде отмечено. Что за папаша, не шпион ли, не вредитель ли злостный? Поглядели — не шпион. Все забыли.
— Но они же не призывники. Ну, то есть в армию не идут. Зачем тогда? — не унималась Мария Петровна.
— Перестраховка, — махнул рукой Антон Дмитриевич. — Положено проверять, значит, будут проверять. А все прочее — дело десятое.
Отложив папку, Сергей Валерьевич нахмурился:
— Не нравится мне все это.
— М-да, — сокрушенно вздохнул Костин. — Некстати мой подарок оказался. Ну, прости, больше не буду.
— Кстати, кстати, — возразил Козырев. — Очень мне хотелось узнать фамилию того капитана, из-за которого я в психушке оказался. Теперь знаю. А жизнь большая, может, еще встретимся…