Запасной инстинкт

За одеялами и подушками произошло движение, взметнулась и упала белая рука, и девушка спросила хрипло:

– Как ты там?

И вопрос, и хриплый голос были словно из американского кино “про любовь”. Троепольский никогда не практиковал ничего в духе американского кино.

– Мне бы сигарету.

– Здесь курить нельзя! – переполошилась Лера. – Мама придет и непременно унюхает. И меня потом замордует!

– Мама замордует, – повторил Троепольский, зачем-то прикрыл мятым неаппетитным одеялом длиннющие аппетитные ноги, поднялся и пошел в прихожую – за сигаретами.

Вернулся, плюхнулся на диван и с облегчением закурил.

– Ты что? – вскинулась Лера. – Я же просила не курить!

Троепольский молчал и курил.

Такая форма протеста, как в пионерском лагере. Очень удобно и, главное, ни к чему не приведет.

Она забрыкала ногами, выбралась из-под белых гор и села рядом с Троепольским. Шелковые волосы мотались у него перед носом.

– Дай мне тоже сигарету, что ли. Троепольский поводил у нее перед носом пачкой.

Лера вытащила сигаретку, прикурила и сощурилась на дым – очень шикарно. Троепольский покосился на нее.

Она раздражала его ужасно. Почему-то именно сейчас – после “вспышки страсти”.

Никогда после его “вспышек” неловкость и стыд не мучили его. Когда выяснялось, что девушка-красавица ему вовсе не подходит – а выяснялось это, как правило, после, а не до, – он уходил и не оглядывался. Переживать и мучиться вопросами, как и почему все случилось, даже не приходило ему в голову.

Зачем, черт возьми, он с ней переспал?!

– А твоя мама? – спросил он и решительно потушил сигарету в кофейной чашке. В этом доме кофейные чашки для чего только не использовались – он заметил.

– А… она у Толика. Он утром ее привезет, когда на работу поедет. Ой, знаешь, это такое счастье, когда ее дома нет!

– Почему счастье? – равнодушно спросил Троепольский. Ему ничего не хотелось слушать и ничего не хотелось выяснять.

– С ней трудно, – беспечно ответила Лера и махнула рукой.

Интересно, а она знает милую семейную историю о том, что мама вовсе никакая не мама, а Федя вовсе никакой не Федя, а ее отец родной?

– Она вообще не любит… проблем.

– А какие у нее проблемы?

– Ах, господи! Завтра же Федины похороны. Она сразу не хотела всем этим заниматься, а бабушка не в состоянии, ну, она и уехала к Толику, чтобы они к ней не приставали.

– Они – это кто?

– Бабушка и ее сестра. Они уже старые и сами ничего не могут.

– Да чего там они не могут! – сказал Троепольский с досадой. – Всеми делами занималась Ира из нашей конторы!

– Мама все равно нервничает. С завещанием там что-то непонятное.

Троепольский насторожился:

– С каким завещанием?

– С Фединым.

Троепольский вдруг понял, что про завещание он как-то совсем не думал.

– А что? Было завещание?

– И есть, – сказала Лера. – Конечно, есть. Обязательно. Мама куда-то звонила, и оказалось, там что-то не в порядке.

Троепольский быстро поднялся с дивана, нашарил на полу свои джинсы и натянул их, прячась за креслом. Не то чтобы он стеснялся, но в этой комнате, заваленной каким-то барахлом, с неприятно низким потолком, все было как-то не так, как всегда.

…И еще он все время думал – зачем?! Зачем он здесь? Как он здесь очутился?!

Нет, понятно как – он приехал, и Л ера открыла дверь, и в полутемной прихожей стала рассматривать его нервно и словно призывно, и он насторожился, как пес, почуявший чужого. Потом она вдруг начала ласкаться, обняла его, и очень близко вдруг оказались ее светлые глаза, шелковые волосы, нежные, как шкурка абрикоса, щеки, а потом все случилось. Не было в этом случившемся ни удовольствия, ни награды, даже вожделения никакого не было – зачем, зачем?!.

Он чувствовал себя использованным с головы до ног. Он не понимал, а она-то наверняка понимала – ведь зачем-то она все это задумала, звонила днем, звала его к себе, настаивала, значит, с самого начала знала, для чего звала!

Только Троепольский так и не понял – для чего?!

И еще завещание какое-то! Откуда оно взялось? Феде было сорок лет – только в прошлом году отмечали, и Полька все сердилась и говорила, что сорок лет не отмечают. И они весь вечер в подмосковном ресторане несли какую-то чушь, мол, и не день рождения у них вовсе, а просто они все пришли, чтобы сказать Феде, какой он хороший человек. Федька напился, скакал по лужайке гориллой, играл на гитаре песни про любовь и костер и еще про то, что “как здорово, что все мы здесь сегодня собрались”, это он любил.

Троепольскому было почти тридцать, и если бы кто-нибудь спросил у него про завещание, он бы покрутил пальцем у виска. Выходит, Федька не крутил, а даже написал что-то такое?!

– А что там не в порядке с… завещанием?

Лера пожала плечами. Она сидела на диване, совершенно голая, светящаяся в темноте лунным светом, курила и щурилась.

Вот ужас-то.

– Мама сказала, что он, как всегда, все перепутал. Я думала, у нее припадок начнется, так она кричала на него!

– На Федю?!

– Да не на Федю! На нотариуса! По телефону. Хочешь кофе? Я сварю, у нас кофеварка есть.