Запах смерти

– Узнала, кто это.

– Видимо, по глазам сквозь маску.

Вира лежала у Киппи в ногах, отдыхая перед следующим раундом фрисби.

Дельта и Мэгги сидели по краям старенького кожаного дивана и смотрели перед собой; Сью посередке в легкой задумчивости. Каждый из троицы напоминал меня самого за просмотром воскресного матча «Беарз»[25] – не то что я сам, в своем театральном прикиде.

С собой Киппи привезла няшек и вкусняшек столько, что хватило бы по кругу на три раза, а потому в глазах Дельты и Мэгги стала своей в доску. А треть банки арахисового масла – подношение для Сью – сделало его верным другом и союзником.

За сливками я потянулся как раз в тот момент, когда Киппи брала пакетик с сахаром. Вышло неловко, и я отдернул руку.

Она посмотрела на меня с улыбкой:

– За мной, кстати, одно объясненьице.

– Насчет чего?

– Помнишь, как ты приглашал меня на кофе?

– Я? – Моему притворному изумлению не было предела. – Совершенно вылетело из головы.

Киппи снова улыбнулась.

– Хочу, чтобы ты знал: тот мой отказ – не что-то личное, – сказала она. – Просто я сторонюсь парней.

– Сторонишься парней? – произнес я, и тут меня печально осенило. – А, понял. Ну ладно.

– Да нет, я не лесбиянка, – поправила Киппи. – Хотя, может, так было бы даже лучше. Просто у меня не так давно завершился роман с грустным окончанием.

– Очень жаль все это слышать, – сказал я, хотя не очень опечалился, узнав об отсутствии у нее в настоящее время отношений.

– И под «грустным» я на самом деле имею в виду «дерьмово», – продолжила она. – Просто душераздирающе. Он реально сделал мне больно. Так что теперь у меня тайм-аут.

– Эмоциональное выгорание? Но он не причинил тебе конкретной, физической боли?

Киппи улыбнулась, хотя на этот раз не от души.

– Да уж лучше бы физически. Тогда его можно было бы пнуть, чтоб улетел в Мексиканский залив.

Помнится, после событий прошлого года – то есть в мою эпоху без Микки – я был с Душевной Болью на короткой ноге. Именно она, Душевная Боль, заставила меня оборудовать свободную комнату под спальню. С Душевной Болью мы планировали с нуля восстановить «Форд Мустанг» шестьдесят восьмого года выпуска. С ней же всерьез подумывали о создании гаражной группы. И просто для заметки: Душевная Боль не проходит никогда.

Спустя некоторое время я спросил:

– И надолго у тебя это добровольное изгнание?

– Не знаю. Думаю, я просто почувствую, когда можно будет спокойно вернуться в плавание.

– Что, все было настолько плохо?

– Тебе не терпится узнать, что же он такое сделал?

– Вообще-то не имею привычки соваться в чужие дела.

– Я тогда подумала, что нашла своего мужчину. Действительно так решила. Мы даже начали разговаривать так, будто отношения у нас всерьез и надолго. И вот как-то в воскресенье я выскользнула из постели, принять ванну. Он еще спал, поэтому я оставила дверь приоткрытой, на случай если он захочет присоединиться ко мне. И вот я лежу в этой ванне – типа марафон, кто кого перележит, – а он наконец просыпается. Просыпается и думает, что я ушла и вернулась к себе домой, поэтому спокойно звонит своей хрюшке-подружке, а я лежу в ванне и слушаю, как этот сукин сын бахвалится ей всем, что он якобы со мной проделывал – в сексуальном плане, включая с полдесятка штук, которых мы с ним ни разу не делали. Засранец даже говорил о том, что я почти так же хороша, как какая-то телка, которую он снял после софтбола недели две назад. Я выскользнула из ванной и тихо-тихо вытерлась, пока он болтал со своей хрюней о моей… анатомии. Он даже использовал новояз, который я раньше от него никогда не слышала, для описания нашей половой жизни.

– Как рассказку из «Пентхауса»?

– Ты почитываешь «Пентхаус»?

По правде сказать, я этой прессы не видел с тех пор, как Микки застукала меня за листанием «Хастлера», принесенного приятелем в класс еще в школе, то есть десять с лишним лет назад.

– Да боже упаси.

Киппи пожала плечами.

– Думаю, он сам придавал этому такое звучание.

– И как ты поступила? – спросил я, уводя разговор от «Пентхауса».

– Оделась, собрала в пакет вещи и ушла.

– А он что-нибудь сказал в свое оправдание?

– Ну он, понятно, был ошеломлен, когда я вышла из ванной, – это точно. Сразу дал отбой, забыв про свою хрюшку-подружку, и пытался что-то там мямлить: «Ну милая, ну сладкая»… как будто я идиотка. Потом стал рассказывать, что, мол, все парни так разговаривают, хотя самое путное, что он сделал за последние десять минут, – это описание окружностей моих сосков.

Я попытался подавить улыбку в ее младенчестве, но с треском провалился.

– Вот видишь, – сказала она. – Ты посмеиваешься. Все вы, игрек-хромосомы, одинаковы[26].

– Вот тут ты ошибаешься, – возразил я. – Не все. Я бы сначала убедился, что твоей машины нет на месте, и уже потом звонил друзьям.

– Очень мило с твоей стороны.