Это была та самая возможность, на которую рассчитывал Неприметный: попадание с первого раза. Раздвижная стекляшка-дверь кажется детской игрой. Эту преграду можно будет пройти, не сбиваясь с шага. Ну а оказавшись в трейлере – точнее, в хозяйской спальне, – завалить гостя любого пола, если Собачник с кем-то из них решил провести ночку. Это, конечно, неизбежно разбудит Собачника, но ничего страшного. Как раз тогда Райд и расплатится за то, что произошло в лачуге Чампайна.
Надо будет, чтобы Человек-Собака увидел его лицо – его истинное лицо, – прежде чем получит выстрел в рот.
Неприметный поднял ствол «ЗИГа» и вошел на задний двор Мейсона Райда.
Глава 15
Пробуждение было резким, одним толчком.
Во сне я каким-то образом сполз по дивану, голова свесилась с подушки… Сердце неистово колотилось. Глаза сфокусировались на телевизоре, у стены напротив. Какое-то домашнее шоу для полуночников (меня на них подсадила Микки) приглушенно бубнило на малой громкости. Я несколько раз кликнул пультом, пока на экране не высветилось: «2:30».
Последнее время мне досаждали кошмары, странные и реально сюрные. Нечто или некто – мешанина из каких-то вурдалаков, зверья и прочих тварей – неотступно меня преследовало, дыша в шею и алчно протягивая гигантские обвислые руки, или паучьи лапищи, или щупальца, или черт знает что еще. Все эти сны были абсолютно бессвязны и проистекали явно из моего общения с Ники Чампайном и его доморощенным ублюдком; тем не менее меня как-то сморило на диване, где я, видимо, грел местечко под своего Сью при включенном телике и непогашенном свете на кухне.
Рядом зарычала Вира – низко и утробно, своим предупреждающим тоном. Оказывается, меня разбудил вовсе не кошмар.
Прыжком вперед я выглянул в окно и врубил на крыльце свет: снаружи никого.
– Ты что, Вира? – спросил я.
Моя золотая сделала оборот на сто восемьдесят, повернулась к двери для питомцев и стала лаять. Из спальни к ней выбежали Дельта и Мэгги и, повернувшись к задней двери, хозяйски присоединили свои голоса к какофонии.
– Тихо, – скомандовал я, выключая свет и телевизор. В комнате тотчас стало темно, а значит, защищенней от посторонних глаз. Там, снаружи, действительно что-то было – сзади дома, где-то рядом с лесом, в котором я, бывало, натаскивал своих собачек на поиски останков. Иногда нам попадались олени и опоссумы. А не так давно Сью загнал на дерево енота. Практика показывает, что моей ребятне по большому счету плевать на всяких там белок, бурундуков и кроликов – если только эти тварешки сами не лезут на рожон.
А они особо и не лезут, тем более к Сью.
Но больше меня обеспокоило, когда несколько лет назад я здесь видел койотов – и не одного. С той поры дверь для питомцев у нас запирается на ночь. Койоты во время голодухи становятся коварными до крайности. Они могут выманивать собак из дома, уводить подальше на открытое место, а там окружать их всей стаей и нападать как на добычу.
Такая односторонняя борьба заканчивается, как правило, быстро и с одним исходом.
Я включил свет на веранде, скользнул в заднюю спальню и, слегка отодвинув занавеску, в обе стороны оглядел двор. Ни на веранде, ни на лужайке ничего не различалось. Возможно, лай спугнул какого-нибудь оленя. Или енот, узнав, что Сью нет на месте, остановился скорчить рожицу и показать средний пальчик… Я перевел взгляд через двор к зубчатой линии деревьев, от света в темноту.
Мэгги и Дельта стояли в дверном проеме, глядя на меня, в то время как моя золотая бдила у двери для питомцев. Вот Вира снова издала гортанный рык со своего пятачка у раздвижной двери. Она давала знать: учуянное ею точно никуда не делось. Будто в подтверждение опять залаяла, и две сестренки-колли побежали обратно в гостиную, присоединяясь к хору.
На этот раз я их не затыкал.
Ум посреди ночи блуждает по непроглядным коридорам, по темным извивам улиц, над которыми в ясном свете дня впору рассмеяться. Я был напуган. И не было рядом Микки, которая помогла бы от этого страха отмахнуться. Честно говоря, я хотел, чтобы кто-нибудь или что-нибудь там, во мраке, услышало лай и рычание моих девочек и вобрало их в себя с громкой, недвусмысленной отчетливостью – словно неоновую вывеску в черной ночи Лас-Вегаса с кричащей надписью: «БЕРЕГИСЬ СОБАК!»
Мои глаза вернулись к сумраку, рассматривая линию деревьев на внешнем крае участка. О койотах, стремящихся выманить моих детишек наружу, мне больше не думалось. Вообще непонятно было, что и думать, но я продолжал разглядывать свой участок земли в надежде на ответ, который бы заставил меня хихикать и дразнить моих девочек за то, что они вызвали такой переполох, но… Господи Иисусе! Я чуть не отпрыгнул назад, но вцепился в подоконник. Бесшумно растворяясь в затенениях, там удалялась и истаивала фигура, которую я изначально принял за какой-нибудь куст или корявое дерево.
К тому времени, как я наконец снова обрел дыхание, мои собаки поуспокоились, рычание пошло на убыль.