Запах Рая

И в будущем я собиралась быстрее, чем мой муж…

Мой брат был для меня не только прапорщиком, но и стилистом, он полностью контролировал, что я надеваю. И когда мне хотелось надеть бусы или мамину брошь, то брат говорил:

– Ты так со мной не пойдешь, мне стыдно с тобой идти, ты как цыганка.

И мне приходилось переодеваться. Брат был для меня еще и матроной-воспитателем. Помню, когда мне было лет 7–8, мы ехали в поезде, и Вова постоянно делал мне замечания, «так девочки не сидят, сядь ровно, ножки вместе, так девочки себя не ведут…»

Родителям заниматься нами было некогда, и мой брат был мне за папу и за маму. У родителей была работа, большой дом, много живности: кролики, куры, утки, гуси, поросята и огромный двор. Все это требовало внимания и большого труда, так что на нас, детей, у родителей времени совершенно не хватало. И мы были предоставлены сами себе, хотя обязанности у нас были: мы должны были заготавливать траву для кроликов, пропалывать огород, а вечерами мы всей семьей мотали нитки, которые мама приносила с фабрики, на которой работала.

Нам нравился наш двор. С калитки к дому шла длинная дорожка метров сто. Над дорожкой была арка, вся оплетенная виноградом, листья которого создавали тень. По обе стороны от дорожки был огород, а вдоль нее всегда рос виноград и сезонные цветы: весной – нарциссы, тюльпаны, пионы, летом и осенью – астры, дубки. Дорожка упиралась в площадку. Перед домом над площадкой тоже была арка, на которой вился виноград. Большие ступеньки, с которых мы часто падали, вели в наш большой дом. На площадке стоял колодец.

Родители часто устраивали праздники, на которые приглашали много гостей. Мой брат брал баян, я залезала на маленький стульчик. Он играл, а я не смотря на свою застенчивость, пела. За выступление гости нам давали деньги, и деньги были немалые. За один вечер мы зарабатывали месячную зарплату наших родителей, 130–150 рублей. Свои деньги я отдавала маме, а брат складывал все в свой тайник.

Частые ссоры родителей еще больше сблизили нас с братом. В момент скандалов мы обнимались и плакали, нам было очень страшно. Когда брат ушел в армию, я осталась одна с постоянно ругающимися родителями. И доходило до того, что ночью папа гнался за мамой, и она в ночной рубашке убегала из дому, а я шла ее искать… Спасение пришло только тогда, когда после восьмого класса я уехала учиться в училище.

Еще с детства у меня каждый день болела голова. Мама меня возила по врачам, но никто не мог понять причину моих головных болей. Однако после того, как я переехала в общежитие, головные боли сразу прекратились. Я начала намного лучше учиться. В школе я избегала математики. Я ее не понимала, а если честно, то еще и боялась. По правде говоря, я боялась нашу учительницу, которая преподавала этот предмет. Она была очень строгой, даже не так: она была деспотично-нервно-злым учителем, и у меня от страха просто замирал мозг. На уроке я себя чувствовала так, как иногда бывает во сне, когда нужно бежать быстро, а ты не можешь – бежишь, будто в густом киселе. Так и я на уроке математики не могла ничего сказать. Мой мозг был весь в вязком киселе, близком к желе и отказывался работать.

И этот страх был не без основания. Наталья Петровна— так звали нашего учителя по математике – во время урока подходила к ученикам, которые болтали, но по пути к ним она собирала учебники с других парт и с размаху била книжной стопкой по головам нарушителей дисциплины. И это происходило не редко. Нас она постоянно называла «дебилы вы безмозглые», «кретины», и крик сопровождал каждый урок математики. Не удивительно, что мой мозг съеживался и отказывался работать.

Юность…

В училище я расслабилась, во мне появилась какая-то уверенность в себе и, самое главное, у меня прекратились постоянные головные боли. Я начала понимать математику, на контрольной у меня даже просили списывать. А я, в свою очередь, теперь не понимала, как можно не решить элементарных примеров и задач, это же так просто! И мне было так приятно давать кому-то списывать, ведь еще в прошлом году я сама искала, у кого бы списать…

Я начала расцветать, меня стали замечать мальчики, но, пообщавшись со мной, говорили, что я еще совсем ребенок. И это было правдой, тогда я еще совсем не интересовалась противоположным полом. Ребят, которые интересовались мной, я отшивала, потому что не знала, как себя вести и о чем с ними говорить. Помню, как на одном свидании нависла неловкая тишина, парень меня попросил рассказать ему что-то, а я грубо спросила:

– Что мне тебе, сказку рассказать?

За грубым ответом я пыталась спрятать свою неуверенность в себе. И только на втором году обучения один мальчик неожиданно стал здороваться со мной за руку, но не более того. Потом, спустя две недели, он спросил, как меня зовут и опять не предпринимал никаких шагов. И еще через время пришел вечером и позвал меня пообщаться. Его звали Славик, он был ненавязчивым, скромным парнем и постепенно приручал меня к себе.