Запах Рая

Но мне совсем не хотелось делиться своим опытом, он был слишком горьким. Мои мысли кружили надо мной, как стервятники. Они клевали меня, отрывая куски мяса, и я истекала кровью. Я обвиняла себя в том, что могла сильнее сопротивляться, я могла кричать… Нет, кричать я никогда не могла… Но я могла кусаться! Нужно было вырваться и закрыться в ванной! Нет, нужно было схитрить, попроситься в ванную комнату и закрыться там до утра. И вообще, нужно было еще после первой ночи уехать. Нет, нужно было вообще не соглашаться на поездку!

Я терзала и казнила себя. Но изменить ничего не могла. Я вернулась домой, вышла на работу. Паша не звонил.

Жизнь продолжалась. Витя приезжал и уезжал. Он не видел перемен во мне с появлением Павла и не заметил перемену после Донецка. Виктор жил своей жизнью и не хотел ничего видеть, ни к чему приглядываться. Мне было одиноко, я осталась один на один со своими терзаниями, со своими переживаниями. Я не могла поделиться ни с кем своей болью.

Позвонил Паша, записался на стрижку, я ему не отказала. Мне хотелось его еще раз спросить, почему он так поступил. Но вместо ответа Паша, опустив голову, сидел молча. Я попросила его больше мне никогда не звонить.

Шли дни, я начала чувствовать, что мне не хватает наших поездок с Пашей, нашего общения с ним. Я пыталась сблизиться с Витей, мы начали ездить к морю, я льнула к нему, но ничего не испытывала. Я старалась, но не смогла заполнить пустоту, которая образовалась после разрыва с Павлом. Я начала вспоминать наши с Павлом беседы. Помню, как он рассказывал о том, как в детстве забирался на крышу и ждал возвращения мамы. А когда приходила мама, он бросал в нее маленькие камешки, чтобы привлечь ее внимание и отказывался слезать с крыши до тех пор, пока мама не извинится 1000 раз. И маме приходилось извиняться 1000 раз. Паша считал и, снисходительно говоря «ладно, хватит!», слезал с крыши.

Видимо, Паша слишком долго был в моей жизни, успев стать ее частью, и я не могла отказаться от него. Наши отношения длились уже почти год. Паша много рассказывал о себе. Рассказывал, что к женщинам у него очень большие требования.

– Иногда понравится женщина, – рассказывал Паша, – но пообщавшись, понимаю, какая она мелкая…

Еще женщина должна быть маленькой и стройной. Но не всегда красивая женщина могла надолго задержать Павла. Была у него девушка с картинки, но с ней ему было скучно. Павел разделял женщин на мелких и глубоких, и вторых было не так много.

Он рассказывал мне о своих любовных похождениях не как женщине, а как другу. Рассказывал, как он раньше робел перед девушками, которые ему нравились, и потом ночи напролет прокручивал все, что они ему говорили. Он радовался, когда постепенно его робость перед девушками прошла.

И рассказал, как впервые он изменил жене, его соблазнила женщина. И как после измены его мучала совесть. Рассказывал, как он влюблялся, хотел развестись с женой и жениться на любовнице, но уже через месяц любовница начинала его раздражать. И все повторялось снова и снова. Рассказывал, что не может спать с женщинами и после секса сразу уезжает…

Мы болтали, Павел иногда засыпал в машине. Проснувшись, мы разъезжались по домам…

Я скучала… Я скучала по нашим встречам, по нашим беседам по душам. И я не выдержала и написала Паше: «позвони мне…»

Наши поездки и беседы возобновились, о сексе Павел не заикался. Но как-то по пути из Одессы он съехал с трассы и начал меня целовать. Нежно лаская, он положил мою руку на свой возбужденный орган, я ласкала его рукой и мне это нравилось. Заметив это, Павел попросил:

– Возьми его в ротик…

Меня как будто облили ледяной водой, я застыла. Возбуждение как рукой сняло. Павел сказал:

– А Аля взяла, когда я ее попросил.

– Я не Аля!

Домой мы ехали молча. Всегда, когда мы ехали домой, Паша ехал очень медленно, ему нравилось мое присутствие, даже если мы молчали. И сейчас Павел ехал как всегда медленно, и я поняла, что он не расстроился, ему по-прежнему хотелось больше времени провести со мной.