Западничество и славянофильство в обратной перспективе

Марксизм, возникший в сердце немецкой культуры вследствие восприятия экономических идей и политических движений более развитых стран европейского Запада (Англии и Франции), нашел почву для своего применения не на своей интеллектуальной родине, Германии, уже вставшей на путь Модерности, а в менее развитой стране, России, где сыграл парадоксальную роль. Вначале марксизм в России XIX в. нес идеи обновления и европеизации, особенно в лице «легального марксизма», а также Плеханова первого периода и молодого Ленина, ведя борьбу с распространенной теорией некапиталистического российского пути. Но затем революционный марксизм (большевизм) послужил основой для новой формы отказа от капиталистического пути применительно к России и создал, правда, внутри интернационалистского воззрения, предпосылки для опережающего захвата власти. Недаром тоталитаризм, как совершенно новая форма абсолютной идеократической власти, основанной на перманентной мобилизации масс и уничтожении (полном или частичном) гражданского общества и его свобод, возник в России, а впоследствии, в Германии, вылился в еще одну форму, аналогичную внешне и антитетичную по существу. То есть в странах с запоздавшей и встретившей сопротивление модернизацией, выдвинувших антимодерные теории и превратившихся с их тоталитарными режимами в подопытных кроликов псевдомодернизации, которая, принимая материальные инструменты Модерности (техника, индустриализация и т.д.), отвергает ее духовные инструменты (демократия, плюрализм и т.д.). Конечно, это были исключительно сложные, причем и в культурном отношении, процессы, требующие исторического изучения с выявлением специфически национальных корней (в России, в Германии и в других странах).

Следовательно, требуется выработка весьма дифференцированной теории Модерности, которая рассматривала бы наряду с разными темпами и способами ее осуществления и распространения также и движения в ее поддержку (различные варианты «западничества»), и движения против (различные варианты «славянофильства»). Можно сказать, что Запад – как воплощение Модерности – породил оба типа этих движений, равно как породил и либеральную демократию, и тоталитарный авторитаризм. В таком случае речь будет идти, например, о том, как в сравнении с западным франко-английским протоядром Модерности происходила «западнизация» Германии. А затем требуется рассмотреть распространение «западнизации» на Америку и формирование специфически североамериканской западности, в отношении к которой проявилось, в форме антиамериканизма, западноевропейское антизападничество. Кроме того, необходимо рассмотрение феномена Японии и – более широко – стран Тихоокеанского региона, не забывая при этом и Турции. «Российский случай» при всей его исключительной важности во времени и пространстве в мировой истории – один в целом ряде других. Поэтому он требует изучения во всей его специфичности, а не абсолютизации его мнимой уникальности.

Наконец, мне хотелось бы остановиться на следующих вопросах. Во-первых, можно ли сегодня продолжать говорить о российском или каком-то другом национальном западничестве? Говорить о нем в смысле «классического» западничества нельзя: ведь мир «западнизирован». Западнизация произошла не в смысле всеобщей гомогенизации, а означает преобладание Модерности, и этой участи не избежать никому, при всех попытках сопротивления ей, как не избежать и Техники. Уже спор между западниками и славянофилами в России XIX в. является типичным для Модерности той эпохи не только потому, что и славянофилы были пропитаны европейской культурой, но главным образом потому, что вся их проблематика, как и их сопротивление, были составной частью процесса и общей травмы Модерности в специфических российских формах. Сегодня, когда мир целиком характеризуется доминантой Модерности, Запад утрачивает свое центральное положение, и сама Модерность становится постмодерной. Не история пришла к концу, как было заявлено недавно, но наступила фаза «постистории», для которой характерна новая модальность динамики. Ошибка Шпенглера в том, что он применил свою циклическую схему, свойственную другим цивилизациям, и к Западу, и постулировал таким образом его закат, не поняв специфичности, а вернее, уникальности Запада как «отрытой» цивилизации, и его революции Модерности, которая имеет тенденцию распространяться по всему миру. Оказывается несостоятельной и протомодерная схема бесконечного линейно-поступательного движения истории, причем образ спирали есть не что иное, как вариант этой схемы. Новый тип исторического движения – не круговой, как в античном космически-метафизическом видении, не линейный или спиралевидный, как в философско-историческом понимании Нового времени, – это, скорее, волновое или, образно говоря, океаническое движение, потому что человечество превратилось в некое подобие бурного океана, в который влились самые разные отдельные потоки.