Запад Эдема

Закончив погрузку, Сталлан повела лодки на север. И только к концу дня она узнала, что все труды их пропали впустую. Да, все шло по плану, и лодки торопились на север, чтобы к сумеркам добраться до нужного места и вовремя разгрузиться и расставить капкан для устузоу, но захлопнуться ему было не суждено. В последнем свете дня впереди, перед береговым прибоем, они увидели урукето; сопровождающие гиганта энтиисенаты резвились вокруг него. С вершины плавника им махала иилане. Сталлан распорядилась, чтобы ее подвезли поближе на ночной лодке. Приблизившись, иилане крикнула с высоты:

– Я говорю от имени Вейнте. Она приказывает тебе утром возвращаться в Алпеасак. Везите все назад. Атака не удалась.

Такого Сталлан не ожидала. Она вопросительно и разочарованно зашевелилась.

– Причина в том, – объявила иилане, – что устузоу ушли. Эти черви оставили берег и поползли изо всех сил в глубь суши. Убивать некого.

Глава 30

Раптор отправился к югу только под вечер. Сначала крылатый хищник поймал кролика и с добычей, брыкавшейся в когтях, взмыл на вершину сухого дерева. Усевшись там, он разодрал жертву на части и проглотил. А потом удовлетворенно замер, переваривая добычу. Темную шишку на ноге было видно издалека. Раптор поточил крючковатый клюв о кору дерева, встопорщил перья и взмыл в воздух. Он поднимался вверх широкими кругами и наконец исчез, направившись к югу.

Один из следивших за птицей мальчишек немедленно понесся к Керрику. Тот, прикрыв ладонью глаза, поглядел на небо и увидел исчезающее в нем белое пятно.

– Херилак, он улетел! – крикнул Керрик.

Рослый охотник отвернулся от туши оленя, которую разделывал, по локоть обагрив руки в крови.

– Могут быть и другие.

– Конечно, нельзя быть уверенным, но стая морских птиц улетела, а мальчишки утверждают, что не видели поблизости других больших птиц.

– Что же ты прикажешь нам делать, маргалус?

– Выступать немедленно, не дожидаясь темноты. Еды теперь хватит, и оставаться здесь незачем.

– Согласен. Собираемся.

Все пожитки были уже перевязаны и подготовлены к отъезду. Шатры уложили на травоисы, запрягли мастодонтов, погрузили оставшиеся вещи. Последний травоис еще заканчивали загружать, а первый мастодонт, негодующе трубя, уже спешил прочь. Охотники на ходу оборачивались, но берег был пустынным, как и небо. На берегу остались дымившиеся костры, полуразделанная туша свисала с козел. Саммады ушли.

Они шли дотемна, потом остановились – поели немного мяса. Так они шли всю ночь, изредка останавливаясь отдохнуть. К рассвету они уже были среди лесистых холмов, вдали от дороги, которую оставили, продвигаясь на запад к морю. Мастодонтов высвободили из травоисов и отпустили пастись, а усталые люди заснули в тени деревьев.

…Армун открыла глаза, когда косые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь листву, сказали ей, что уже за полдень. Малыш проголодался и заплакал. Прислонившись к стволу, она поднесла ребенка к груди. Керрика рядом не было – он беседовал с саммадарами на лужайке. Наконец он направился к ней, суровое лицо было серьезным, но, завидев жену, он улыбнулся. Его улыбка словно в зеркале отразилась в ее лице. Керрик сел, и Армун положила ладонь ему на руку.

– Скоро уходим, – проговорил он, отворачиваясь, чтобы не видеть, как гаснет на ее лице любящая улыбка. Ладонь Армун сжалась.

– Это нужно? – произнесла она, то ли спрашивая, то ли утверждая.

– Ты знаешь. Я должен. План мой, и я не могу допустить, чтобы все ушли в бой без меня.

– И ты оставишь меня?.. – В дрогнувшем голосе слышалась боль, все одиночество прожитой жизни. – Кроме тебя, у меня никого нет…

– Неправда. С тобой останется Арнхвит, и тебе придется заботиться о мальчике. И я, и все мы идем на это лишь для того, чтобы ничто не угрожало саммадам. Разве возможен мир, если мургу будут живы? А когда их не станет, мы заживем спокойно, как прежде. Саммады остановятся на лугу возле излучины. А мы вернемся в начале зимы. Береги себя.

– А ты вернешься, скажи мне, ты вернешься?

Голова ее поникла, и пышные волосы укрыли лицо, как в ту первую встречу. Младенец жадно сосал и причмокивал, озираясь круглыми голубыми глазами. Протянув руку, Керрик легонько приподнял голову Армун за подбородок. Откинув с лица волосы, он кончиками пальцев провел по ее лицу, по раздвоенной губе.

– И я тоже, Армун, всю свою жизнь провел в одиночестве, – тихо проговорил он, чтобы слышала только она. – И я тоже был не таким, как все вокруг меня, и я их ненавидел. А теперь все прошло. Мы вместе, и, когда я вернусь, мы не будем более расставаться. Это я тебе обещаю.

Ласковое прикосновение к губам смутило ее – он еще раз давал ей понять и совершенно искренне, что она дорога ему такая, какая есть, и лицо ее вовсе не кажется ему смешным. Слезы подступили к горлу, и она только коротко кивнула. Керрик встал.

Она глядела на малыша, баюкала его и не поднимала глаз до тех пор, пока охотники не исчезли из виду.