Структура всего собрания историй ат-Танухи — беспорядочный поток рассказов, никак не систематизированных ни по тематике, ни по заключенной в них морали. Те элементы циклизации, которые иногда можно в собрании обнаружить (например, в одном месте оказываются собранными несколько историй о халифе аль-Мутадиде, в другом — о суфиях, об аль-Халладже), — по-видимому, следствие ассоциативности мышления, а не результат сознательной попытки систематизации материала. Такое отношение автора к композиции декларировано им в предисловии и естественно вытекает из его общей установки на развлекательный характер собрания. Восприняв традиционную практику такого мастера арабской средневековой прозы, как аль-Джахиз, он полагает, что читателя нельзя утомлять однотипным повествованием, но следует давать ему разнообразное чтение, что привнесет в материал элемент занимательности и позволит ему обращаться к отдельным частям книги как к самостоятельному законченному целому. В любой из частей книги можно найти истории, посвященные всем основным темам собрания. Отсутствие в собрании ведущей центральной темы и доминирующего дидактического начала, а также вкус к описанию необычного, занятного, способного развлечь сближают истории ат-Танухи с народной новеллистикой.
Не подлежит сомнению, что в отличие от рассказов “Тысячи и одной ночи” в основе большей части историй ат-Танухи лежат подлинные, сообщенные автору современниками и очевидцами факты и события. Тем не менее связь собрания ат-Танухи с народной литературой ощущается еще и в “беллетризации” материала: претендуя на точный пересказ подлинных историй, автор “драматизирует” каждый из эпизодов повествования, вкладывая в уста персонажей целые речи, подробно и со вкусом передавая содержание обширных диалогов, якобы имевших место в действительности. Он рассказывает о переживаниях и настроении действующих лиц, следит за ходом и смыслом событий, выявляя их реальные причины и изображая их наглядно, близко к действительности, подчеркивая при этом художественно выразительные детали и бытовые подробности, и воспроизводит социально окрашенное поведение героев с учетом общественного положения каждого из них и “в духе” сюжета каждой из историй. Психология героев не ускользает от внимания автора, и он постоянно проявляет интерес к тому, чтобы разобраться в мотивах их поступков и в побуждениях каждого из персонажей.
Такой же характер носят и “исторические” свидетельства ат-Танухи — рассказы о халифах, эмирах, вазирах и связанных с ними событиях политической истории. Наивный псевдодокументализм этих историй и красочное, театрализованное изображение событий обретают в них своеобразное эстетическое двуединство. Каждая из историй собрания — это не только сухое документальное описание события, но яркая, полнокровная сцена, целый спектакль из жизни халифов, эмиров, придворных или горожан. “Вымысел, отправляясь от опыта, создает "вторую действительность", — пишет Л. Я. Гинзбург, — документальная литература несет читателю двойное познание и раздваивающуюся эмоцию, потому что существует никаким искусством не возместимое переживание подлинности жизненного события. В соизмерении, в неполном совмещении двух планов — плана жизненного опыта и плана его эстетического истолкования — особая динамика документальной литературы”[13].
При подобном совмещении двух планов сообщение о реально имевшем место событии сочетается с его художественной интерпретацией. В итоге, хотя собрание ат-Танухи по жанру и близко к современным ему произведениям адаба, но по развернутой тематике, интересу к судьбам людей из различных слоев общества, в том числе и беднейших, по характеру подачи материала, вкусу к занимательному оно стоит весьма близко к средневековым городским багдадским и каирским рассказам из “Тысячи и одной ночи”. Не проявляя большого вкуса к композиционной организации всего собрания в целом, автор обнаруживает мастерство профессионального литератора в фабульном построении каждой истории в отдельности, что также сближает его собрание с прославленным сводом арабской новеллистики.