Замок тамплиеров

Настроение Алька было испорчено. Чтобы поднять его, он снова обратился к Хенгу.

– Послушай, старик, – сказал он, доверительно наклонившись к нему. – Поговаривают, что ты провидец, можешь видеть будущее. Это правда?

– Beata stultica, – ответил на языке древних Хенг Хо. – Блаженная глупость.

– И все-таки, – упорствовал Альк. – Я точно знаю, иногда твои предсказания сбываются. Что ты скажешь о моем будущем?

– Трудно говорить о том, чего нет, – сказал Хенг Хо.

– Не каркай, старик! – разъярился Альк. – Или я подсеку твое дерево жизни под самый корень.

– Arbor vitae, – тихо произнес Хенг Хо. – Дерево жизни…

Это были последние слова в его жизни. И последние, которые услышал Альк.

Взрыв разнес самолет на куски. Заряд был таким мощным, что не осталось даже обломков. Яркая вспышка на мгновение осветила небо и погасла, превратившись в темную тучку, которую вскоре развеял ветер.

Ламия наблюдала за взрывом, стоя у огромного окна здания аэропорта, и ей все было прекрасно видно. Она достала мобильный телефон, набрала номер и, когда ей ответили, сказала:

– Canis mortuus non mordet. Мертвая собака не кусается.

Бросив прощальный взгляд в окно, Ламия прошла к стойке, где заканчивалась регистрация на рейс, улетающий на другой конец света. С теми деньгами, что ей были заплачены, она могла безбедно жить до скончания своего века…

В то самое мгновение, когда взрыв самолета развеял останки Хенга Хо над землей, камфорное дерево, растущее во внутреннем дворике его дома в Пекине, вспыхнуло бесцветным пламенем. Огонь быстро пожрал сухую древесину, забрался под корни, а затем по высохшей траве перекинулся на дом. Старый деревянный дом загорелся сразу и сгорел дотла в считанные минуты. Когда подъехала пожарная машина, от него остались только догорающие головешки. Пожарных удивило, что огонь, пожрав дом Хенга Хо, пощадил окрестные дома. Он словно насытился и затих, оставив после себя дымящееся пепелище. Это было необъяснимо. Но никто из пожарных не стал доискиваться до причин.

Полицейский, охранявший дом, и чудом, по его словам, спасшийся от пожара, долго потом рассказывал в полицейском управлении об этом странном происшествии. Он клялся, что не курил и не бросал спички, которые могли бы стать причиной возгорания. Ему поверили, и даже не наложили дисциплинарного взыскания.

Бродерика Маккарти выпустили из-под стражи в тот же день. Вменять ему в вину стало нечего – вначале на глазах у всех таинственно исчез труп, затем не менее таинственно было уничтожено само место преступления со всеми возможными следами. У китайской полиции было только одно условие – американский сотрудник Интерпола должен был немедленно покинуть Пекин и забыть обо всем, что он здесь видел.

Бродерик Маккарти не стал возражать и настаивать. Его поспешный отъезд из Пекина напоминал бегство. Вернувшись в свой город, он немедленно подал рапорт об отставке. И сколько его ни уговаривал Николас Нильсон, глава Центрального Национального бюро, Бродерик Маккарти остался непреклонен в своем решении.

Эпилог

Их первый день в Москве выдался ясным и теплым, и Ксиу очень хотелось пойти в зоопарк, но Ульяна, обычно с радостью уступающая ему во всем, на этот раз была непреклонна и настояла на своем маршруте. Выйдя из гостиницы, они поехали на Новодевичье кладбище.

Таксист, который их вез, молодой светловолосый мужчина в кожаной куртке, оказался словоохотливым. Из-за того, что Ксиу разговаривал с матерью на русском, испанском и китайском языках сразу, свободно переходя с одного на другой, водитель принял их за иностранцев и всю дорогу рассказывал истории, связанные с Новодевичьим кладбищем.

– А вы знаете, что первые захоронения на территории Новодевичьего монастыря появились еще в шестнадцатом веке? – спрашивал он, с интересом поглядывая на Ульяну в зеркало заднего вида. Он был явно очарован ею и пытался произвести на нее впечатление. – Поначалу хоронили только послушниц и монахинь, а потом дошло и до представителей княжеских, боярских и даже царских семей.

– Неужели? – из вежливости удивилась Ульяна. Она впервые оказалась в Москве после долгого отсутствия, и ее все радовало, даже болтливость таксиста.

– Ну да, – заверил ее таксист, приняв удивление за чистую монету. – Потом, конечно, там стали хоронить и людей попроще. Но уже за деньги, причем немалые. Обыкновенному человеку, такому, к примеру, как я, за всю жизнь не скопить.

– В конце девятнадцатого века на Новодевичьем кладбище участок первого разряда стоил тысячу рублей, второго – пятьсот, третьего – триста, – машинально, думая о своем, сказала Ульяна. Сработала ее феноменальная память на факты. – Для сравнения можно сказать, что корова в то время стоила три рубля.

Во взгляде водителя, который он бросил на нее через зеркало, появилось уважение.

– А у вас там, наверное, кто-нибудь из родных похоронен? – спросил он, меняя тон.

– Да, – кивнула Ульяна, чувствуя, как защемило сердце. – Один из самых близких мне людей.

– Тетя Мила, – вмешался в разговор Ксиу. Ему было уже почти пять лет, и он рос общительным мальчиком. – Это мамина почти как сестра.