Наклонившись к коврику, он почесал собаку, и та помахала хвостом. Собака была хорошая, хотя и неведомой породы. Мать ее славилась своими чарами, определить отца не смогло бы ни одно генеалогическое общество.
– А, Фредди! – сказал преподобный Руперт. Сказал он это рассеянно и невесело. Ничего не поделаешь, и его терзала тяжкая забота. Вот в каком мире мы живем. Если бы у девушек была совесть, терзались бы не три наших героя, а все четыре.
– Вон стул, – сказал пастор.
– Спасибо, я лучше лягу, – сказал Фредди и лег на диван. – Ноги устали, столько идти…
– А что с машиной?
– Гертруда взяла. Повезла Уоткинса в Шрусбери. Преподобный Руперт Бингэм сидел неподвижно. Его широкое красное лицо как-то затуманилось, огромное тело поникло. Печаль его была столь очевидна, что Фредди спросил:
– Что случилось?
Рукой, похожей на окорок, пастырь протянул ему листок, исписанный неровными строчками.
– На, читай.
– От Гертруды?
– Да. Пришло сегодня утром. Ты прочитай!
Фредди прочитал.
– По-моему, – сказал он, – это отставка.
– Да, видимо, – согласился Бингэм.
– Оно длинное, – объяснил Фредди, – и бестолковое. Всякие эти «Уверены ли мы?», «Знаем ли мы себя?» или там «друг друга». Но скорее всего отставка.
– Ничего не понимаю.
Фредди сел на диване.
– А я понимаю, – сказал он. – Тетя Джорджиана боялась не зря. Эта гадюка Уоткинс увел у тебя невесту.
– Ты думаешь, она влюбилась в Уоткинса?
– Думаю. И вот почему: он поет. Певец. Девицы это любят. Знаешь, блеск…
– Не замечал никакого блеска. По-моему, этот Уоткинс похож на водоросль.
– Очень может быть, но он свое дело знает. Такие самые голоса действуют на девиц, как мята на кошку.
Преподобный Руперт тяжело вздохнул и сказал:
– Понятно…
– Все дело в том, – продолжал Фредди, – что он романтичный, а ты нет. Хороший – да. Надежный – да. Но не романтичный.
– Значит, ничего сделать нельзя?
Фредди подумал.
– А ты не можешь предстать в романтическом свете?
– Это как?
– Ну, останови коня.
– Где я его возьму?
– М-да… – сказал Фредди. – И то правда. Где взять коня?
Они помолчали.
– Ладно, – сказал наконец Фредди. – Пока что я возьму собаку.
– Зачем она тебе?
– Покажу. Тетя увидит, какие бывают собаки, когда едят наш корм. Беда с этой тетей! Ничем ее не проймешь. А вот на него она клюнет, он такой здоровый… В общем, попробую. Значит, я его беру?
– Бери.
– Спасибо, Туша. Ты сегодня зайдешь?
– Может быть… – печально ответил Бингэм.
Узнав, что ее впечатлительная дочь катается с эстрадным тенором, леди Олсоп совсем загрустила. Когда Фредди начал тяжкий обратный путь, она сидела в отчаянии на террасе. Эрдель ушел по своим делам, китайский мопс с ней остался. Его отрешенности она завидовала.
Только одно хоть как-то смягчало ее отчаяние – племянник исчез. Все мучители были тут – и комары, и мухи, – но не Фредерик. Кого не было, того не было.
Но бедная женщина лишилась и этого утешения. Из-за кустов, слегка хромая, вышел ее племянник и направился к ней. За ним шло что-то вроде собаки.
– Да, Фредди? – покорившись судьбе, сказала леди Олсоп.
Мопс открыл один глаз, подумал, не залаять ли, и решил что слишком жарко.
– Это Бутыль, – сказал Фредди.
– Что?
– Бутыль. Собака. Посмотри, какие мускулы!
– В жизни не видела такой дворняги.
– Душа важнее знатного родства, – сообщил Фредди. – Да, породы нет, но ты посмотри на фигуру. Ест только наш корм. Пойдем в конюшню, увидишь, как она гоняет мышей. Тогда поймешь!
Он говорил бы и дальше, но пес Бутыль, обнюхав за это время деревья и повалявшись на траве, вернулся к людям и увидел, что на коленях у незнакомки лежит непонятное существо, по-видимому – живое. Он подошел поближе и понюхал.
К его величайшему удивлению, существо подскочило и спрыгнуло на землю.
Бутыль не раздумывал ни мгновения. Он любил подраться с равными, но не с такими же! Обежав трижды вокруг лужайки, он попытался влезть на дерево, не смог, поджал свой длинный хвост – и убежал со сцены.
Фредди очень удивился, не говоря уже о печали. Леди Олсоп не скрыла своего мнения, и ее презрительные смешки нелегко было вынести.
– Я очень рада, – говорила она, – что моя Сьюзен не мышь. От мыши твоя дворняга просто умерла бы.
– Бутыль, – сдержанно сказал Фредди, – особенно хорош с мышами. По чести, ты просто должна пойти в конюшню, дать ему шанс.
– Спасибо, я видела все, что надо.
– Не хочешь посмотреть его в деле?
– Нет, не хочу.
– Тогда, – мрачно сказал Фредди, – говорить не о чем. Отведу его в Матчингем.
– Почему?
– Он там живет.
– Это собака Руперта?
– Конечно.
– Значит, ты видел Руперта?
– Естественно.
– Ты его предупредил?
– Это не нужно. Гертруда ему написала.
– Быть не может!
– Может. «Знаем ли мы» и так далее. На мой взгляд, отставка. А что до Бутыля, ты учти, что он мопсов не видел. Мыши – вот его стезя!
– Господи, что ты порешь? Подумай о Гертруде. Надо ее как-то спасти.
– Могу с ней поговорить, но ничего не выйдет. Что поделаешь, тенор! Ну, я пошел. Прошу прощения…
Из ближних кустов высовывалась честная морда. Бутыль хотел убедиться, что прозвучал отбой.