Началось все с парадной формы. Ну, такой я родился – одежда мне нравится по размеру, а не на вырост, потому я, по ночам, иголку-нитки в руки, и давай форму подгонять под себя. Подогнал свою первую – любо-дорого глянуть, – украли, подогнал вторую – украли, подогнал третью – украли, четвёртый комплект оставил таким, каким меня «одарил» какой-то сучонок – никому и на хрен, оказалось, не нужен! С шинелью – тоже самое, только вторую шинель, на какую обменяли мою, я, опять же, оставил для себя в первозданном виде.
Без ботинок я, вообще, остался, так как, что не отглажу их утюжком да с парафинчиком, растаявшим ледком в немецком обувном креме, а от них, в сушилке, только запах и оставался. Я и после этого не остановился – не внял, баран, голосу разума, и, соответственно, поплатился: старшина, вроде, как заподозрил меня в чём-то и послал меня откровенно на ху… Ещё и высчитывал (не помню сколько) из моего курсантского жалования, потом, за украденные у меня (?!) две пары ботинок. Причём, выплачивал я должок месяца три или даже четыре.
Так вот, парадных ботинок нет, есть лишь ужасающего вида «кирзуха» (а мои-то сапожки были юфтевые, в гармошечку, хоть играй!), и что на ноги обуть – ума не приложу. Правда, подсуетились землячки – Миша Чегазов и Паша Пилипенко, – отдали мне свои портянки; намотал я по три портянки на каждую ногу, обулся в «кирзу» да так, по команде «Веред марш!», и по хромал до железнодорожного вокзала. Не то слово дошёл – рачки приполз, скорее.
В Магдебург нас увезла, утром, электричка. Мягкие удобные сидения, чистота уровня стерильности, кругом – что-то из хрома, меди, латуни. Не вагон, а крытая выставочная платформа комфортного проезда по немецкой железной дороге.
С полчаса солдатики-полугодки сидели, что истуканы – оценивали новую для каждого обстановку в роли пассажира, осматривались и присматривались. А когда «сопровождающий» капитан-танкист засеменил в другой вагон, в истуканов на раз-два вселились дух и плоть стяжателя: в два счета, оттого, в вагоне выкрутили и отвинтили всё то, из чего можно было, при усердии и умении, сделать даже орден!..
…Немецкие краевиды за окном электрички меня пленили постольку-поскольку, …поскольку мои ноги, действительно, были разбиты в кровь. Я злился от своей немощи и многое бы отдал за свои прежние, юфтевые, сапоги, но потом увлёкся все же пейзажами и забылся. Всё так и не так, как в Союзе.
Сколько смотрел и всматривался в то ли картонные, то ли из фанеры дома, так и не мог сообразить – ну, зачем их так много немцы натыкали в землю, точно огромных размеров разукрашенные овощи. С окнами, дверьми, балконами и мансардами даже, вроде, и бассейны рядом с домами обозначены, а вот чем саму воду в бассейнах сымитировали – убей, не разберу. Да и скорость электрички – так себе. Ориентиры в поле – зачем? Мишени «Жилой дом» – для кого и для чего, если ни солдат, ни чего-то похожего на военный гарнизон и близко не видно? Это ж сколько картона и фанеры нужно потратить, чтоб домики эти смастерить, думал я про себя, а краски сколько, чтоб вот так умело раскрасить? А дома, точно дворцы из прочитанных мной в детстве сказок, всё сменяли один другой и конца этому пёстрому архитектурно-парковому творчеству на открытой местности не было конца и края. А когда ко мне подсел капитан, я спросил у него:
«Что это за дома-ориентиры повсюду за окном? Да так смастерили и выставили – глаз не отведешь! Зачем?»
Капитан, вроде, как и не понял сразу суть моего вопроса, как вдруг, настороженно и даже с подозрительностью подпер меня взглядом.
- Ты, это, о чем, солдат?..
После этих его слов на глубоком-преглубоком вдохе мне показалось, что я, машинально оговорившись, спросил у него о чем-то глубоко личном. О жене, например – изменят ли ему с другим офицером? Ну, так он на меня посмотрел, так посмотрел!
- Вот это что, товарищ капитан! …Вон то …здание из фанеры, по-моему, или жилой дом из картона с флюгером в виде петуха – видите?
Капитан глянул поверх моего плеча, задумался, глядя в пол; раздвинув по сторонам плечи, он выпрямился, хрустнул пару раз шейными позвонками, и показал мне два своих пальца:
- Сколько?! – спросил вкрадчиво, но весьма решительно.
Я ответил, что два, потом он мне показал четыре пальца – я всё понял и поспешил его успокоить…
А потом капитан хохотал прям-таки до слез. Уже я стал беспокоиться за него, да за пару минут все прояснилось.
Электричка остановилась, капитан узнал у проводника, сколько стоим, и вывел меня из вагона. Мы прошли к ближайшему макету, или ориентиру, или бог знает для каких целей мишени – это были жилые дома. С деревянными окнами и дверьми, с крышами из черепицы и цинкового листа, с бассейнами, наполненными живой водой (с рыбками) и даже каскадами водопадов. Поначалу я даже отказывался в это поверить, но из ближайшей нарисованной, как мне казалось, двери дома вышел-не запылился седовласый и краснолицый немец – я сдался. Тогда я и представить себе не мог, что дома …со страниц моих детских сказочных грёз существуют в реальности.