К концу девяностых я понял, что надо заниматься тем, к чему есть склонность и навык – писаниной. К тому же я провёл десять лет в Ленинской библиотеке, сначала как студент, потом как аспирант, а затем уже просто потому, что люблю узнавать новое. Я начал писать, стал журналистом, принимал участие во всяких деловых проектах – от выборов до девелопмента. Но не первым лицом, а в качестве умного еврея при группе губернаторов. Для упражнений в земельном девелопменте пришлось получать ещё одно профильное образование в Российской Академии госслужбы. Потом я пожил в Америке, где понял про жизнь, про Россию, Америку, Запад и Восток такие вещи, которые никогда не узнаешь, если не поживёшь достаточно долго вне родной культуры. Я утратил всякие иллюзии, что бывает хорошо там, где нас нет. Аристократия всегда считала и считает, что хорошо там, где она есть. То есть человек возит всё своё с собой. В моём случае, мне было хорошо и в Советском Союзе, и в России, и в Техасе, и в России снова. Объективно, Москва в настоящий момент, на август 2023 года, чуть ли не лучший город мира, в ней теперь есть всё, вплоть до галерей современного искусства и мишленовских ресторанов (звёзды могут отозвать, но качество-то признано и никуда не делось).
В возрасте 50 лет в Хьюстоне я познакомился с восьмидесятилетней Линн Уайатт, некогда всемирно известной социалитэ (socialite) – светской львицей, ближайшей подругой Грейс Келли, подругой иорданской королевы Нур и ещё многих весьма светских людей. Дома у бабки Уайатт был целый музей – и Пикассо, и импрессионисты, и вообще много интересного. Познакомился я с ней ради своей дочери – я натаскивал девчонку, чтобы она набиралась манер у их разномастных носителей и не тушевалась. Поэтому я ездил к миссис Уайатт в гости с женой и дочерью. Линн была типичной представительницей американской южной аристократии. Еврейка по происхождению (корни, ясное дело, из России), дочь владельца сети универмагов, она удачно выходила замуж, хоть и сама была небедной изначально. Хорошее воспитание, деньги родителей и мужей позволили вести ей свободный образ жизни по высшему разряду. В свои восемьдесят лет она была в хорошей форме и каждый день занималась тхэквондо с тренером. Мозги у неё уже поплыли; но обходительность и в то же время присущая высшему классу дистанцированность от остальных сохранялись. Мы с ней прекрасно поладили, но вот говорить нам было особо не чем. Немного об искусстве, немного о Монако, немного о золотом веке Голливуда, о журнале Vogue – и всё. Никаких совместных дел мы не завели, да и интереса большого не было. Для меня это был наглядный урок, как сложно вписаться в чужое светское общество, если даже вы люди одного социального уровня, но из разных стран – чтоб мутить что-то вместе, надо вместе вырасти или долго тусоваться в молодости, хотя бы лет до сорока. После сорока лет уже сложно сходиться с людьми, особенно если занят и делом, и растущими детьми.
Глава 22. Так где все эти светские люди?
Возвращаясь к теме светского общества в России – я его не вижу в текущий момент. Основа светского общества – родовитые, праздные и при этом богатые люди, которые могут себе позволить потреблять дорогочтоящие культурные ценности и поддерживать культурные инициативы на долгосрочной основе. Искусственно реанимировать его не получается, при всем уважении к стараниям журнала “Татлер” возродить светские балы для высшей знати. Но ведь выводить дебютанток им некуда – этих девочек из неплохих и небедных семей некуда пристроить, нет хороших рук, а есть только такие, по которым они могут долго гулять по кругу. Российские красавицы одержимы идеями продать себя подороже папику побогаче, для этого они принимают позы вывернутой буквы Z на постах в Инстаграме*, чтобы состоятельный потребитель молодого тела и насиликоненных прелестей оценил вложения в создание шедевров пластической хирургии и почувствовал радостно-сексуальное вожделение, расстегивая на ходу бумажник и ширинку.