Заметки мирянина. Воздух Церкви

Поразительна та легкость, с которой Аввакум обвинят Никона в ереси. Словом «ересь» нельзя ругаться, потому что это термин. Это искажение религиозной истины. Когда в Церкви появлялись ереси, это всегда вызывало растерянность среди церковного люда: кто же прав? Тогда собирали собор и молились Богу, чтобы Он прояснил истину. И спорили, а порою и бесчинствовали, но всегда понимали, что на соборе истину утверждает Бог. Когда истину с Божьей помощью удавалось прояснить, её догматизировали, то есть давали её четкое определение, обязательное к принятию всей Церковью. Догматы может принимать только собор. Догмат – некая умозрительная истина. А ересь – это либо отвержение догматов, либо их искажение, либо введение новых догматов без соборного определения.

Поэтому, когда Аввакум говорит о «крестоборной ереси никонианской», меня до глубины души поражает не только его богословская безграмотность, но и его запредельная наглость. Ни форма креста, ни способ перстосложения при крестном знамении не имеют ни какого отношения к догматике, а потому и ересью быть не могут. К тому же невозможно понять, как может отдельный священник безо всякого соборного определения решать, что есть ересь. Между тем, Аввакум совершенно спокойно заявляет: «Мы же …, не умолчав, почали обличать еретика…» А подумать, прежде чем обличать? Но Аввакум призывает: «Мучься за сложение перст, не рассуждай много…» А рассуждать-то было надо. Причем именно много. Соборно надо было рассуждать. Впрочем, Аввакум мог и против собора пойти, объявив его еретическим. Он полагал собственный разум единственным и безупречным критерием истины, при этом разума имел с гулькин нос, но главная проблема Аввакума была не в глупости, а в беспредельной гордыне. Вот поразительный факт: этот человек, казалось бы, дышал Христом, Который был для него единственным смыслом жизни, да и самой жизнью, но он при этом имел мышление совершенно нецерковное, это такой герой-одиночка, совсем не понимающий, что такое Церковь.

Нет ни каких сомнений в том, что никонова реформа была ненужной и вредной. В Церкви всё взаимосвязано и переплетено: и обряды, и обычаи, и каноны, и догматы. Не всё в Церкви имеет отношение к Истине, но всё в конечном итоге существует для хранения Истины. Никон этих тонкостей совершенно не понимал, поэтому наломал великих дров без каких-либо реальных причин. Но Никон не был еретиком и ни каких ересей в Русскую Церковь не ввел. По поводу его новшеств можно было протестовать, можно было с ним спорить, можно было скрипеть зубами, глядя на то, как реализуются некоторые его благоглупости, особенно исправление богослужебных книг. Но нельзя было по этому поводу уходить в раскол, нельзя было разрушать церковное единство, нельзя было заявлять, что Никон для них больше не патриарх, поскольку такое вытворяет.

Церковному люду во все века постоянно что-то не нравится в действиях иерархии, но это не повод для раскола. Раскол – это страшно. Не даром говорят, что раскольники раздирают цельнотканый хитон Христов. Не даром говорят, что грех раскола не смывается даже кровью. В Церкви есть только одна реальная причина для разрыва молитвенного общения – ересь. С еретиками общения быть не может, и разрыв с ними, это уже не разрыв с Церковью, это как раз попытка в ней остаться. Никон не был еретиком, а значит вся борьба Аввакума и его сторонников с никонианами, это деятельность антицерковная, то есть по сути антихристианская, потому что Глава Церкви – Христос. Дурость Никона Церковь в конечном итоге довольно легко и быстро переварила. Дурость Аввакума Церковь за 300 лет не смогла переварить. За столетия бесчисленное количество христианских душ оказалось погублено из-за того, что Аввакум с поразительной легкостью назвал ересью то, что ересью не является.

Есть мудрый завет: «Следите за тем, православно ли проповедуют ваши епископы, а во всем остальном будьте у них в послушании». То есть всем нам, включая мирян, заповедано следить за догматической чистотой епископской проповеди, оценивать её на предмет наличия ереси. Великий и страшный долг. Исполнять его надо с предельной осторожностью. Мы можем что-то обсуждать, о чем-то спорить, но выносить вердикт относительно того, что есть ересь единолично ни кто не может.

В течение нескольких десятилетий мне довелось наблюдать множество микрорасколов с достаточно близкого расстояния. Однажды услышал выступление ушедшего в раскол лаврского иеродиакона, который обвинил профессора Осипова в арианстве. Просто не знал, смеяться или плакать. Арианство – ересь очень примитивная. Если в монофизитстве или несторианстве всё на нюансах и полутонах, то арианство тупо возвещает, что

Христос – не Сын Божий. Обвинить в арианстве Осипова, это всё равно что обвинить доктора физико-математических наук в незнании таблицы умножения. И кто же способен на такие обвинения? Да тот, кто и сам ещё весьма нетвердо знает таблицу умножения. Бедный, бедный иеродиакон…